– Денег я вам не дам, – сказала Бабушка, взявшись за дверь. – Вы не умеете с ними обращаться. Все деньги вы тратите на свои туалеты да развлечения, а ребенок у вас ходит разутый и раздетый. И вдобавок вечно голодный. Голодный ребенок – это самое последнее дело. Прощайте.
– Ба-бу-ля-я-я-я! – завопил Рис.
Бабушка приостановилась.
– Прощай, внучек. Выгнали твою бабушку. Ладно уж невестка. Сын… Бог вам судья, – сказала Бабушка. – Живите, как хотите. – И она вышла, осторожно прикрыв дверь.
– Баба! – крикнул ей вслед Рис. – Ночью я прибегу к вам!
– Становись в угол и будешь стоять там до глубокой ночи! – сказал я.
Ночью Мама плакала. Утром она уезжала в Москву, чтобы затем вылететь за границу, и плакать ей было никак нельзя, потому что кто же это уезжает за границу с заплаканными глазами? Но все же Мама не могла удержаться.
– И никакого выхода, – всхлипывала Мама. – По-настоящему видим его лишь в воскресенье. Разве его за это время воспитаешь? Твои родители… Днем и ночью вьются над ним… А теперь вот еще я уезжаю… Тебе на сборы скоро… Опять он с ними останется…
– Ну и останусь! Что такого? – раздался рядом голос.
Мама даже подскочила от испуга.
– Ты что здесь делаешь?
Оказывается, Рис в темноте прокрался в нашу комнату и спокойненько слушал весь разговор.
– За то, что пришел подслушивать, – сказал я, – будешь стоять в углу до утра.
– Я пришел попросить прощения. За то, что просят прощения, не наказывают.
– Надо было просить прощения раньше, а не прокрадываться… как обезьяна.
– Обезьяны не прокрадываются, а скачут.
– Марш назад в угол!
– Подожди, – сказала Мама. – Что ты привязался к ребенку? Ребенок пришел просить прощения. Сынок, что ты нам хотел сказать?
Рис вскочил на кровать, уселся на Мамины ноги и стал подпрыгивать.
– Я хотел сказать… Я хотел сказать…
– Поцелуй Мамочку. И Папочку тоже. Мамочка твоя завтра уезжает за границу. Она привезет тебе какую-нибудь игрушку. Хочешь пушистого мишку? Боль-шо-го пре-боль-шого…
– Хочу водяной пистолет. У Кольки есть, а у меня нет. Знаешь, какая сила! На пять метров бьет!
– Зачем тебе пистолет? Мишка пушистый, красивый…
– Ну и что, пушистый и красивый? Из него не выстрелишь.
От этого разговора у меня стали бегать по спине мурашки, как легкие электрические заряды.
– Я бы ему не мишку… – начал я, но в этот момент раздался телефонный звонок. Я глянул на светящийся циферблат стоящего рядом будильника. Было начало первого. По всей видимости, это был «тот» звонок, как говорила Мама, неизвестно от кого. Я вскочил быстрее Мамы, потому что у нее в ногах путался Рис, и побежал в прихожую, где стоял телефон.
– Алло! – закричал я в трубку. – Алло!
В трубке слышалось всхлипыванье.
– Плачьте громче! – посоветовал я. – Ничего не слышно!
– Я не могу заснуть, – пролепетали в трубке. – Я все думаю. Погубите вы ребенка…
Это была Бабушка.
– Конечно, – сказал я. – Он не протянет с нами и двух суток.
– Ты все смеешься, а мне не до смеха. Чем вы его кормили на ночь?
– Ничем. Он только что вышел из угла.
В трубке наступило молчание. Потом Бабушка закричала так, что зазвенела мембрана. Мама, которая уже давно прижималась ухом к моей щеке, чтобы узнать, с кем это я разговариваю глубокой ночью, даже отпрянула от визга мембраны.
– Я так и знала! – кричала Бабушка. – Бедный ребенок! Немедленно сварите ему манную кашу! Слышишь? Немедленно! Поклянись! Если ты не сваришь сейчас манную кашу, у меня будет инфаркт!
– Клянусь, – сказал я.
– Поклянись жизнью!
– Клянусь жизнью.
– Я буду ждать у телефона. Когда он начнет есть, поднеси к нему трубку. Иначе я не успокоюсь. Дай трубку Вере.
– Хорошо, – сказал я и пошел на кухню варить кашу. Все это я предвидел. Я знал, что именно этим кончится великое отречение Бабушки от любимого внука. Сейчас начнется второе действие – примирение Бабушки с Мамой. Медленно, но неуклонно в моей голове стал созревать план.
Когда я вернулся с кашей, переговоры Мамы с Бабушкой уже подходили к концу.
– Хорошо, Матрена Павловна, – говорила Мама. – Правильно. Забирайте. Я тоже думаю, что так будет лучше. Пусть поживет у вас. У моего ведь руки кривые. Разве он что сможет с ним сделать? Потом эти бесконечные соревнования (это, конечно, про меня). А за ним глаз да глаз нужен (это, разумеется, про Риса). Да, да, вы правы… Жестоковат… (про меня). Ему ласка нужна (про Риса). Ну, конечно, спортсмены, они все такие. Тем более у него скоро сборы, несколько дней все равно ничего не дают. Вы, Матрена Павловна, проследите, как он эти несколько дней питаться будет (неужели про меня?). Я ему денег оставила достаточно (про меня…). Но он к большим деньгам не привычный (Мама оставила мне сорок рублей), растранжирит, а потом начнет экономить, есть одну рыбу.
