Я сел в свой тарантас и поехал домой к Оксане. Соседям я уже примелькался, ко мне привыкли и даже здоровались со мной. Я всегда со всеми поддерживаю хорошие отношения. Милый, очень обаятельный, а по словам Оксаны, даже красивый и к тому же очень воспитанный молодой человек. С начальством не спорю, но делаю то и так, как считаю нужным. Мало того, у меня все получается. Башка варит хорошо. Мог бы докторскую написать. Но лень.
В квартире Оксаны меня интересовали лишь ключи. Связку ключей от кабинета Зямы, его сейфа и стола она не стала бы брать с собой в Омск. Зачем ненужную тяжесть таскать? Вот только такие мелочи меня никогда не интересовали, и я не знал, где она хранит их. Надо лишь понимать, что все нужное должно быть всегда под рукой. Да и прятать ей не от кого. Я знал, где лежат ее деньги и золотишко, но блеск побрякушек, которыми одаривал ее Зяма, меня вовсе не интересовал. Своих денег хватало.
Все правильно. Ключи я нашел за пять минут. Они лежали в шкатулке на тумбочке возле кровати. Остальное я найду на месте. Чуть позже. Сейчас главное – не суетиться. Во всем нужна размеренность.
На работу я приехал во втором часу дня. Наша лаборатория занимала четыре комнаты, точнее, зала. По десять столов в каждом, да еще оборудование, колбы, пробирки и всякая муть. Каждый занимался своим делом и собственными опытами. Общий результат получался при смешивании десяти, а то и больше компонентов в определенных пропорциях. Итоги подводили после испытаний. Иногда нескольких. Но о том, какая гремучая смесь получалась в итоге, знали трое. Я, начальник лаборатории и Зяма. Что-то знал наш главный фармацевт, но не всё.
Начальник лаборатории начал разглядывать меня как привидение. Хороший мужик, но очень рассеянный.
– Я с тобой сегодня здоровался, Андрюша?
– Нет, Иннокентий Василич, мы еще не виделись.
– Хорошо, что я на тебя наткнулся. Пойдем в курилку, там и поговорим.
Курящих в институте практически не осталось, так что курилка была лучшим местом для приватных разговоров. Но мы-то еще курить не бросили.
Уединившись, он закрыл дверь в коридор и, достав из кармана газету, подал мне. Я знал, что надо в ней искать. Короткая заметка была помещена на четвертой странице.
«Вчера утром в собственной квартире был найден труп начальника строительного треста “Свой дом” Агранова Семена Тихоновича. Его обнаружила домработница в восемь часов утра. Врачи “скорой помощи” установили, что Агранов умер от сердечного приступа примерно в шесть утра. К сожалению, он недавно разошелся с женой, и рядом с ним никого не оказалось. Возможно, его удалось бы спасти. По словами жены предпринимателя, они виделись накануне и ходили в ресторан. Дело шло к примирению. Но, увы, оно так и не состоялось из-за неожиданной смерти Агранова. Ему было сорок шесть лет…»
Дальше я читать не стал.
– В котором часу она дала ему дозу? – спросил я.
– Как договаривались, в десять вечера. Наши расчеты оправдались. Для остановки сердца понадобилось восемь часов.
– Камеру видеонаблюдений она установила?
– Не сработала. Свет в комнате не включался, и жалюзи были закрыты. Сплошная тьма.
– А ехать к нему не решилась?
– Конечно же, нет. Ей алиби нужно. Никто не может гарантировать результатов вскрытия.
– Мы можем, иначе за что деньги берем, – уверенно заявил я. – Препарат растворяется в крови полностью. К тому же вскрытие делают на следующий день после смерти. Если, конечно, не поторопить патологоанатомов. Ты доложил Зяме о результатах?
– Нет. Не будем торопиться. Приедет через пару дней и всё узнает. И результаты вскрытия будут готовы. Не дергайся, Андрюша. Всему свое время.
– Ладно. Плевать мне на Зяму. Этой бабе последнюю версию препарата дали.
– Ну, разумеется. Индекс восемьсот пять. Самая точная разработка. Восемьсот четвертый оставлял следы.
– Зяма умеет держать язык за зубами? Или на радостях в колокола зазвонит? – поинтересовался я с издевкой.
– Не считай его дураком, Андрей. Ты же спишь с Оксаной. Разве она что-то знает?
– Вот она-то умеет молчать. И чего она знает, мне неизвестно. Но за нее не стоит беспокоиться. А вот как насчет жены Зямы? – закинул я удочку.
