— Десантники Дагбаев и Павлов, готовьтесь на выход. Костюмы повышенной защиты,— прозвучала команда капитана.
Аким усмехнулся.
— Готовьтесь и вы, доктор. Кажется, у вас будут новые пациенты.
— Помните, однако, мои слова.
— Я не о себе, доктор. Видимо, все не так хорошо, как вам кажется.
Дагбаев оказался провидцем. Ремонтник-универсал Владимир Кужелев и металлург Михаил Фадин получили повышенные дозы облучения при обследовании главного энергетического центра, выведенного из строя взрывами на четвертом и втором двигателях. Был поврежден и первый двигатель, и только третий чудом уцелел. К счастью, выключенные заранее первый и третий двигатели сохранили свои автономные энергетические центры. Их и подключили ремонтники в обход бездействующего центрального. Теперь, когда все обеспечивающие системы заработали нормально, нужно было прежде всего восстановить ориентацию и определить скорость движения корабля. Результаты получились неутешительные. Через двое суток корабль проходил мимо четвертой планеты на расстоянии шести миллионов километров с третьей, по отношению к планете, космической скоростью. Расчетное торможение, выполненное до встречи с плазменным выбросом звезды, было полностью сведено на нет последующим ускорением, а взрывы на втором и четвертом двигателях отклонили корабль по направлению.
Манаев хмурил брови. О ремонте двигателей до спада наведенной радиации не могло быть и речи, но и коррекция с одним двигателем была задачей не из легких. И все же другого выхода не оставалось. Необходимо было удержаться хотя бы на удаленной орбите от четвертой, чтобы впоследствии произвести ремонт двигателей и энергосистемы.
— Что будем делать?
Первый штурман почесал кончик носа.
— Если переключить энергосистему первого на вспомогательные, может что-то получиться.
— Далеко?
— Наоборот, достаточно близко, я бы сказал, на пределе. Все зависит от мощности атмосферы. Если она того же порядка, что и на Земле, то удаление в пятьсот километров там не грозит никакими последствиями, если больше — может начаться автоторможение. Все-таки планета чуть крупнее нашей, да и сила тяжести на одну десятую больше.
— Значит, Вадим, риск все-таки есть.
— Что поделаешь?
— А другие варианты?
— Либо не вписываемся и проходим мимо, либо врезаемся в лучшем случае в атмосферу.
Манаев включил общую связь.
— Степан Иванович, вы не могли бы уточнить модель атмосферы и определить, какова ее мощность.
Елагин поднял голову, помолчал.
— А нельзя ли немного развернуть корабль, чтобы провести наблюдения сейчас, с более близкого расстояния?
— Нельзя, Степан Иванович. Тогда мы потеряем единственную траекторию, которая ведет нас к четвертой, а уходить в глубокий космос в нашем положении тоже страшновато. Центральный энергоблок разрядился. Выброшен аварийной системой весь концентрат. То же, видимо, произошло с блоками второго и четвертого двигателей. А без запасов энергии да еще при трех неисправных двигателях... Страшновато, Степан Иванович. На планете мы, по всей вероятности, найдем сырье для концентрата, на худой конец у нас есть два комплекта двигателей, словом, если сядем на ближайшую орбиту, наши дела могут завершиться достаточно благополучно и после такой передряги.
— Тогда, может, мне пройти в основной астрофизический отсек? Там обзор позволяет.
— К сожалению, Степан Иванович, там зона центрального и радиация три сверх порога.
— Люди же работают.
— За полчаса работы почти трое суток на восстановление? Нет, Степан Иванович, такой риск не допустим, тем более в ваши годы. К тому же ваши расчеты понадобятся нам через сутки. Давайте приближенную модель.
— Ну что ж. Пусть будет по-вашему. Получается зона торможения до трехсот. Разряженное поле до шестисот.
— Да помощнее матушки,— огорченно крякнул первый штурман.— Как бы нам не того... не скапуститься.
— Ты же давал пятьсот.
— Не я давал. Расчет таков, а погрешности?
— Посадка в таком состоянии...— с сомнением пробормотал Манаев.— И внезапно он почувствовал, как вспотели его руки... Но тут же переборол себя.
— Считай точнее. Сколько у нас до начала торможения.
