Осман-бей насупил брови, задумался.
— И что же? Решили убить Демирджана караджахисарской стрелой и угнать наших коней, чтобы поссорить с Аксаптосом?
— Если бы решили, разве не прискакал бы я, не сообщил бы, Осман-бей? «Завтра отвезу вас к властителю Инегёля»,— сказал Бенито. Я и решил, что беда миновала. А сегодня, когда услышал, что стряслось, головой о камни бился, да поздно. Сколько раз я тебе говорил, мой бей, не жди от монаха добра, давно пора прикончить эту черную змею!..
Осман-бей улыбнулся. Он медлил, не хотел расправляться с монахом Бенито, потому что не желал ссоры с венецианцами в Стамбуле, с которыми его удел вел торговлю. Осман-бей задумался над полученной новостью. Заметив это, Камаган умолк. И тогда, словно между прочим, Осман-бей спросил:
— Какие новости из Тавриза, друг мой Камаган? Как здоровье ильхана Аргуна?
Дервиш Камаган, когда спрашивали его о делах ильхана, прикидывался глухим. Так и сейчас, приложив ладонь к уху, будто не расслышал, переспросил:
— Погадать? Конечно! Пусть завтра пришлют черного барана... Погадаем на ребрышках... Заглянем в будущее, улыбнется ли нам счастье.
— Ладно. Допивай вино. Пусть расколют яичко, поглядим, что за птичка!
— Не понял!
Осман-бей встал, дружески улыбнулся дервишу. Тот снова преклонил колени. Его преданность ильхану не рассердила Осман-бея, напротив, понравилась. Взяв свечу, он ушел в опочивальню, открыл ключом ларец. В бедной его казне лежали четыре мошны: одна величиной с кулак, другая — вдвое меньше, остальные две — совсем маленькие. Он взял среднюю, подумал. По опечаленному лицу его скользнула хитрая улыбка. Положил ее на место, взял маленькую. Так была наказана ложная глухота дервиша Камагана.
Ветерок разметал, источил облака. Весеннее солнце раскалило землю.
Керим хоть и мучился от жары и жажды, но даже подумать не смел подойти к источнику в десяти-пятнадцати шагах, чтобы напиться холодной, как лед, воды.
Эртогрул-бей завещал похоронить себя под огромной чинарой рядом с источником. Чинара эта стояла на холме среди садов и виноградников у дороги на Биледжик. До болезни своей Эртогрул-бей чаще с Акча Коджой и внуком Орханом, а если их не было, то с Салтуком Альпом или Кара Мюрсели медленно подымался сюда по откосу и садился в тени чинары. Если верить Орхану, говорил мало, больше молчал. Слушал журчание горного ручья, задумчиво глядел на холмы Биледжика. Его можно было понять: стать победителем неверных и лишиться сил! Как тут не затосковать оттого, что не можешь уйти куда глаза глядят. Утратить былую силу — что может быть хуже? А почему, скажем, не пожелал он лежать на кладбище в Сёгюте? Потому — вида, приятного для глаз, нет...
Осман-бей распорядился похоронить здесь и Демирджана: раз умерли они в один день, пусть лежат рядом.
Чтобы оставить нетронутым заповедное место у источника в тени чинары, могилы вырыли чуть поодаль. «Смерть человека не отличается от жизни его...— размышлял Керим.— При жизни брат мой Демирджан был всегда в двух шагах от Эртогрул-бея. И после смерти вот так же — в двух шагах...»
Все ушли. Лишь мулла Яхши остался у могилы. «По обеим сторонам два кувшина. Сейчас обернется направо — прочитает молитву, обернется налево — окропит могилы водой из кувшина, и все! Кто ушел — ушел, кто остался — остался!»
Осман-бей стоял в пяти шагах от могил, сложив руки на животе, глядел в землю.
Керим заметил, что он переоделся. Удивился: что это он сегодня вырядился? И так не в заплатах ходил, правда в ношеном, а сегодня...
Орхан говорил, праздничный наряд берет он у дядьев своих Гюндюза Альпа и Савджи-бея на время, а после отдает назад... «Неужто оделся по случаю похорон? Вряд ли. Есть, наверно, причина, да не нашего ума дело». Он подумал и угадал: «Ясно. Он теперь новый бей. Скоро сходку созовут. Кто лучше одет, у того и слово больше весит».
Керим вздохнул, облизнул пересохшие губы, огляделся в полном отчаянии.
Все вокруг разом переменилось, не стало прежнего покоя и радости. А ведь могильный камень над Эртогрул-беем поставят позже. Орхан-бей сказал, что отец его велит поставить камень и над Демирджаном. «Надо потолковать с камнетесами-армянами в Эскишехире, какой выбрать камень. Сколько возьмут за работу». И все же Керим не мог понять, почему два небольших холмика земли все здесь так изменили. «Неужто потому, что мы знаем: здесь лежат мертвецы?»
