Ким убрал свои записи, Водитель принес еще саксаула и пытался наладить костер. Москвич и Принцесса просто сидели.
– Холодно, – сказала Принцесса.
– Сейчас будет теплее.
Москвич поднялся, прошелся.
Вернулся, сел.
– Может, всё-таки споем?
– А что?
– Только не «Подмосковные вечера».
– И не «Миллион алых роз».
Москвич наклонился к Киму, что-то сказал на ухо.
– Не обижаетесь, Тельман?
– Да нет, – Ким пожал плечами. – Сам люблю, говорил же. Я, правда, сейчас без распевки.
– Подхватим.
Ким приподнялся, пригладил волосы.
– Выступает лауреат республиканских конкурсов детских хоровых коллективов…
Закашлялся.
– Давай, давай… Можешь не объявлять, – похлопал его по спине Москвич.
Ким набрал воздуха:
Висит на заборе, колышется ветром,
Колышется ветром бумажный листок:
«Пропала собака! Пропала собака!
Пропала собака по кличке Дружок!»
– Пропала собака… – подхватил Москвич. – Пропала собака!
Последний куплет допевали все вместе.
– Глупая всё-таки песня, – поморщился Москвич. – Может, еще что-нибудь споем? Я лет двадцать не пел.
Спели. И «Выхожу один я на дорогу». И «Учкудук». И даже многострадальные «Подмосковные вечера». В конце Москвич, попросив не смеяться, если вдруг забудет слова, спел «Strangers in the night». Слов не забыл. Ему хлопали, а Принцесса даже поднесла букетик из каких-то веточек.
– Интересно, а почему наш Водитель ничего о себе не рассказал, – спросил Москвич, когда все отхлопали.
– А что о себе рассказывать? Биография бедная. Не то что у вас. Ехал в том самом автобусе. Который потом вот тут закопали. Не доехал, получается. Потом там временно отпустили, по той же системе, как присутствующего товарища Кима, сказали: иди, повози еще немного туда-сюда. Я говорю, я не умею. Они говорят, кто у нас побывал, теперь всё умеет, может даже в космос слетать. Вернулся, быстро сдал на права, «нексию» взял в аренду, на хлеб хватает.
– Ясно. А та женщина, которая ехала с нами, а потом ушла?
– А, – махнул Водитель. – Никуда она далеко не ушла.
Сунулся в машину, зажглись фары дальнего освещения.
Вдали стала видна женская фигура в белом.
Постояла, отошла в темноту.
– И другие сопровождающие лица… – пробормотал Москвич.
Повернулся к Киму:
– Что теперь у нас по программе? Костер развели, сказки рассказали, песенки спели. Что еще?
Ким молчал.
– Кажется, светло становится, – сказала Принцесса.
Ким посмотрел на Принцессу:
– Так что вы решили?
– Попытаюсь…
– А вы?
Москвич пожал плечами:
– Да нет, наверно. Я туда, к Кучу. К Кучкару. Может, он сочинил там какие-то новые сказки. А что мне возвращаться? Да и некуда.
Помолчал.
– Скажите, Тельман, а там задниц нет?
– Там – нет.
– Смотрите…
Песок начал светлеть.
– Смотрите! – повторила Принцесса.
Она стояла, показывая на восток. Вначале казалось, что там кто-то зажег еще один костер, только нестерпимо яркий. Поднялся Ким. Запинав угли песком, подошел Водитель.
– Красота… Подождите!
Сбегала, вернулась с мобильником. Поджала губы:
– Нет, на снимках всё равно не так.
Сияние уже выплеснулось с востока и затопило пески; лужицы синеватых теней испарялись; люди застыли, только ветер шевелил волосы и одежду.
Один Москвич всё еще сидел возле засыпанного костра, глядя на обгорелые ветки, торчавшие из песка.
Машина марки «Нексия», из Бухары. В машине шофер и клиенты, которых он подобрал в Бухаре и теперь везет в Ургенч со средней скоростью 110 км/ч, кроме тех случаев, когда нужно объезжать барханы, наплывшие на асфальт. Тогда он сбавляет скорость до 80 и цыкает языком. Проехали порядочно, подъезжают к Турткулю.
– Здесь мобильный уже ловит, – поворачивается к клиентам.
Женщина сзади расщелкивает сумку, достает мобильный.
– Алло, Хабиба. Хабибочка… Доченька, это я, мама. Да, приеду скоро. Да, скоро-скоро. А что тебе привезти? Зайчика? Какого? Такого? Бабушку позови. Да, зайчика привезу и чупа-чупс. Бабушку, говорю, позови!
Дремавший кореец открывает глаза, долго оглядывает всех. Он тоже сидит сзади. И еще одна женщина спереди. Три клиента, одного так в Бухаре недобрал. Но эти сами торопили: поехали, поехали. Ладно, тогда с носа будет больше, что же водителю, самого себя наказывать? Согласились.
