Глиф - страница 53
Vexierbild
Пока мы сидели в ресторане, настала ночь. С темнотой пришла прохлада, и Розенда закутала меня в свой акриловый свитер, чтобы я не замерз по пути к машине. Она сидела со мной сзади и негромко напевала, а Маурисио вел. – Надеюсь, отец Чакон там, – тихо сказала Розенда, думая, что я сплю. Я притворился спящим, чтобы она заткнулась. – Мы не видели отца Чакона с тех пор, как он уехал из Монтерея. Почему он уехал?
Маурисио хмыкнул, разделяя недоумение Розенды.
– Уснул?
– Да, наш крошка Пепе спит.
Штайммель и Дэвис приковали водителя желтого фургона и потерявшего сознание охранника руками и ногами друг к другу и бросили в лесу на обочине, накинув цепи кандалов на ствол маленького, но крепкого дерева.
– Даже не верится, – сказала Дэвис, чуть не прыгая. – У нас получилось. Мы сбежали.
– Можете нас убить, – сказал водитель. – И так уже влипли.
Штайммель опустилась на колено и заглянула ему в лицо:
– А вот зачем ты несешь такую дурь? А если бы я послушала? Тогда б я тебя пристрелила. Ведь на самом деле ты не хочешь получить пулю в лоб, правда?
Глаза Штайммель и монотонность ее голоса напугали человека.
– Нет, – сказал он.
– Значит, – ответила Штайммель, – ты просто хотел как-нибудь мне насолить. Задеть меня или испортить мой побег. Правильно? – Она помахала стволом пистолета перед его лицом.
Потрясенный водитель кивнул.
– Не очень-то красиво. По-твоему, это красиво, Дэвис?
– Ладно, пошли, – ответила Дэвис.
– Пожалуйста, не стреляйте, – сказал водитель.
– Ага, теперь ты не хочешь, чтобы я тебя застрелила. – Штайммель поднялась и посмотрела на него сверху вниз. – Ах ты мразь, – сказала она. – Говнюк трусливый. – Она прицелилась.
– Пошли, – повторила Дэвис. Она смотрела на дорогу. – Пока никого нет.
Доктора забрались в фургон и уехали.
Пенис полковника Билла был в вагине женщины, чье имя вылетело у него из головы. Он приближался к эякуляции, когда женщина сказала:
– А ты ничего, хоть размер и подкачал.
От этого полковник прекратил все маневры и сел.
– Что такое, милый? – спросила женщина.
– Он далеко. Мой ребенок далеко, и я должен его найти.
Трое детей стояли и обсуждали, как определить, что из их достижений – заслуга родителей.
Один сказал:
– Я черчу круг и подбрасываю свои достижения в воздух. Что приземлится вне круга – то родителей.
Другой сказал:
– Я черчу круг и подбрасываю свои достижения в воздух. Что приземлится внутри круга – то родителей.
Третий улыбнулся и сказал:
– Я не черчу кругов. Я подбрасываю свои достижения в воздух. Там они и остаются.
Отец Чакон был полный человек. Он встретил нас в дверях своей миссии. Воротник сжимал красную шею; макушка облысела, но над маленькими ушами и позади них оставались волосы. У него были толстые руки с короткими пальцами, при разговоре он то и дело облизывал губы. Он говорил о себе в третьем лице и беспрестанно улыбался.
– Входите, дети мои, входите. У отца Чакона всегда найдется для вас время. Почему вы так взволнованы? Расскажите отцу Чакону.
– У нас ребенок, – ответила Розенда, посадив меня к себе на колени. – У нас появился мальчик.
– Отец Чакон видит. Какой красивый малыш.
– Это не наш малыш, – вставил Маурисио.
Отец Чакон взглянул на него.
Розенда потянулась вверх и взяла мужа за руку.
– Маурисио освободил его из тюрьмы. Мы зовем его Пепе.
Чакон подошел к окну и посмотрел через двор на дорогу.
donne lieu
Здесь, в собственном анализе своей же работы, если нечто вообще может быть анализом себя, я могу структурировать означающее (в данном случае это не я, а сам текст) и, продвигаясь по тексту, последовательно анализировать его: материальный текст состоит из частей и подчастей, лексий[244] и подлексий, разделы у меня обозначены заглавными буквами, а подразделы заголовками, а в них еще бывают пронумерованные части, и так вплоть до предложений, до слов, до букв, того, что можно назвать единицей чтения (если больше нечем заняться). Является ли деление произвольным, а вместе с ним и смысл, и в таком случае верно ли, что нет никаких подразумеваемых значений, кроме заданных неразделенным означающим, которое представляет только очевидные проблемы?