Он достал антипригарную сковородку, вылил на нее яйца, добавил молока и взбил.
— Ладно, начинай.
Вариантов начала было множество. Можно начать с начала, когда Онтонгарды перенаселили родную планету и вышли в космос, можно — с их последнего успеха, планеты, на которой родился Прайм, где тысячи естественных форм жизни, миллиарды видов заменил один — Онтонгард, экосистема в виде коллективного ума, устроенного, как улей. Или рассказать о том, что Прайм сделал с кораблем вторжения, и о том, почему он не смог ничего поделать до отправления разведывательного корабля к Земле. Вместо этого Укия начал говорить о Дженет Хейз и Шенли-парке — тема, которую надо было поднять еще несколько дней назад. Он рассказал Максу о том, как в первый раз нашел мышь и «потерял» ее, а через несколько дней понял, что произошло на самом деле. Испытание в Стае он тоже описал со всеми подробностями.
Пока он говорил, Макс перемешивал взбитые яйца на сковородке, пока они не превратились в гору желтой пены. Аппетитный запах сводил с ума, и Укия набросился на еду, как только старший детектив положил в его тарелку три четверти омлета.
— Так, значит, ты теперь читаешь мысли Стаи?
Юноша кивнул, поедая обжигающе горячий омлет.
— А как, ты знаешь?
— Наверное, дело в том, что каждый из нас — собрание клеток, а вместе мы — организм. Волки-Воины — как одно существо с двадцатью телами, продолжение моего отца. И я генетически очень похож на него, хотя что-то унаследовал и от матери: овипозитор отдавал предпочтение инопланетным генам. Поэтому я общаюсь со Стаей, как мой нос общается с ногой.
— Вот про нос и ногу я не понял.
Макс отставил оставшийся омлет на дальнюю конфорку, посыпал его сыром, поджарил маленькую луковицу и несколько грибов и смешал их с сыром и яйцами.
— Это трудно объяснить. — Укия принес себе апельсиновый сок. — У человека клетка кожи остается клеткой кожи, а у меня может превратиться в сердечную ткань, если возникнет такая надобность. Клетки общаются, и таким образом выживает вся колония.
— Удобно.
Вытащив из микроволновки картошку, Макс приправил ее сметаной, маслом, посыпал беконом, луком, солью, перцем и поставил перед Укией. Убедившись, что тот ест, он переложил свой омлет в тарелку и сел за стол.
— Значит, Стая согласна со мной; ты хороший человек, а не монстр. Продолжай.
Юноша рассказал о перестрелке с Онтонгардом в полицейском участке и о том, как понял, что он не человек, потом быстро прошелся по поискам Стаи и разговору с Ренни.
— Он дал мне память в виде мыши. Знаешь, кровь Стаи — странная штука. Обычно наши клетки подделываются под человеческое тело. Вот здесь, — он показал на свою руку, — они изображают кожу, поры и волосы. Но если мне отрежут руку, клетки в таком виде не выживут: им нужен кислород и питательные вещества. Поэтому они... «советуются», выбирают новую форму и принимают ее в зависимости от размера. Если клеток немного, они становятся мышью...
— Если побольше, скажем, печень, сердце или мозг, они могут стать хорьком.
Укия кивнул.
— Это должно быть что-то, с чем мы сталкивались, с чем знакомы на генетическом уровне. Дженет Хейз держала хорьков, поэтому ее клетки в них и превратились. Но клеткам не нравится отделяться: мышь легче убить, чем человека. Память хочет воссоединиться с остальным телом.
— Поэтому мышь из Шенли-парка была так дружелюбна и при первой возможности нырнула назад. Но почему ты называешь их памятью?
Укия вздохнул, потер лицо. Вопросы Макса вызывали в его мозгу мгновенные развернутые ответы. Было так странно знать что-то, не узнавая! Объяснять было еще хуже: он не мог повторить тех объяснений, которые давали ему.
— Память у нас генетическая, и это хорошо, потому что клетки все время двигаются: то, что сегодня было клеткой мозга, завтра станет сердечной клеткой, если мне выстрелят в грудь. Впрочем, мозговые клетки человека — тоже вещь изменчивая. Ренни дал мне достаточно генетического материала, чтобы моя иммунная система могла сразиться и побороть его, но часть я смог воспринять. Мышь — это вирусная ДНК, и она не хотела переходить ко мне. В моей биологической системе случилась маленькая война, но мы заключили перемирие, и теперь к моей ДНК прикреплена память Стаи.
