— А вы куда?
— Лучше тебе не знать.
Макс выехал из города у зоопарка, миновал Этну, остановился и сменил номера. Они проехали через Эллисон-Драйв, мимо «Макдоналдса», потом — через городок под названием Марс и остановились в гостинице «Резиденс-Инн» в Крэнберри.
— Здесь?
— Тут отдыхают семьями, — Макс надел темные очки, — так что с ребенком мы будем менее заметны.
Он зашел в гостиницу, записал их как трех взрослых, прибавив вымышленную мать; ребенка назвал Джоном Шмидом. Машину они припарковали сзади здания, поднялись на лифте на четвертый этаж. В номере оказались две спальни, крохотная кухонька, гостиная и две ванные. К стальной двери крепился магнит с надписью «не беспокоить». Укия разделся, принял душ, надел шорты и улегся в маленькой спальне. Макс установил детскую кроватку, покормил ребенка, сменил ему подгузник, уложил спать и сам лег в большой спальне.
За окном спальни стоял мощный фонарь, так что с опущенными шторами было невозможно определить, день на улице или ночь. Укии снился сон о том, что он маленький и беспомощный; он свернулся в незнакомой кровати в страхе, что Онтонгард вернется. Потом он полностью проснулся, вспомнил, что выпало на долю его Памяти, и пошел к кроватке.
— Все хорошо, малыш. Ты в безопасности.
Он поднял ребенка и прижал к себе. Касаясь его голой кожи, Укия с трудом мог понять, где кончается тело взрослого и начинается ребенок, настолько он воспринимал Память как часть себя. Кулачки младенца покрывала слюна, на голове остался тальк. Укия чувствовал, как болит вздутый животик малыша, так ясно, как будто больно было ему самому.
Макс с опаской вышел из своей спальни в брюках от спортивного костюма и белой майке, которая не скрывала следов того, что ему пришлось пережить. Он направил «ЗИГ-Зауэр» в потолок, осмотрел комнату, увидел юношу с ребенком и успокоился.
— Я и забыл, как часто малыши едят.
— Я тоже есть хочу.
Макс рассмеялся и убрал пистолет в кобуру под подушкой.
— Сейчас что-нибудь закажу.
Он узнал, какие из китайских ресторанов доставляют еду на дом, оставил заказ и принялся разводить молочную смесь.
— Больно, — безмолвно жаловалась Память, — больно.
— Я знаю, Тыковка. — Укия уткнулся носом в мягкие черные волосики ребенка. — Срыгни, и все пройдет.
Макс взял ребенка на руки, похлопал по спинке, и тот срыгнул.
— Надо дать ему имя.
— Давай назовем его Макс.
Юноша взял малыша на руки, придерживая головку.
— Спасибо, не надо, — честно ответил старший детектив. — Старшего брата назвали в честь отца, и мы так мучились! Большой Боб и Маленький, Боб и Бобби, Старшой и Меньшой... Если уж нам суждено работать вместе, давай не усложнять себе жизнь. — Потом подумал и предложил: — Джон Орегон — и просто, и хорошо. Мало что в его жизни будет так же просто.
Живот у малыша больше не болел, зато стал мучить голод.
— Смесь готова?
— Наверное.
Макс достал бутылку из воды, проверил температуру смеси на запястье и протянул Укии.
— Ну что? Джон? Тим? Том?
Укия посмотрел на жадно сосавшего малыша.
— А ты что думаешь, ребенок? Тот поднял на него черные глаза.
— Киттаннинг.
— Киттаннинг?
— Там я родился.
— Он хочет, чтобы его звали Киттаннинг. Макс нахмурился.
— Ну почему вы все такие странные?
— Прости.
— Ладно, Киттаннинг так Киттаннинг... Кит. Кит Орегон. А что, неплохо!
Зазвонил телефон, и Макс снял трубку.
— Да?
— Вы заказывали китайскую еду? — спросил женский голос.
— Да.
— Посыльный сейчас принесет ее в номер.
— Спасибо.
Они в молчании слушали, как в холле остановился лифт и к их двери двинулись шаги. Стук.
— Китайская еда!
Макс посмотрел на Укию.
— Человек, — прошептал тот. — У него еда. Больше в коридоре никого нет.
Беннетт открыл дверь, забрал еду и заплатил наличными. Снова раздались шаги, лифт уехал, и наступила тишина.
— Сколько мы будем прятаться? — нарушил молчание Укия.
— Денек-другой, а может, и неделю. Надо связаться с Лео и убедиться, что ребенка никто не заберет. Киттаннинг... С вами забот полон рот.
Макс включил телевизор. На экране показался марсианский пейзаж, затем корабль пришельцев. Макс переключил канал: корабль, большой и угрожающий, снятый камерами марсохода; его истинные размеры терялись в дымке. Следующий канал. Ослепительный взрыв, сияние, потом марсоход испарился в огне взрыва, и по экрану пошли серые полосы помех. Следующий канал давал покадровый анализ записи. Канал за каналом... Все обычные передачи отменили. На экране царили увеличенные фотографии, компьютерные модели, по которым пытались оценить размеры взорванного корабля, снимки поверхности Марса с телескопа Хаббла... Эксперты во всех возможных областях давали интервью, и ни один не сказал ничего существенного.
