И Санька радовался, что дед не согласился с дядей Витей и не ушел назад к реке, потому что в лесу было столько интересного…
Научил его дед в ягодах разбираться — какие в рот класть, а какие в кружку, для чая. Те, что покраснее да послаще — в рот, они для чая не годятся, а чуть с зеленью — эти в кружку, от них самый аромат, да и не раскиснут в кипятке.
За горкой, за окаймлявшим ее плотнорастущим папоротником показал дед место, где трава сильно примята, словно специально кто вытаптывал.
— Лося здесь лежка, — сказал.
— Лося? — загорелись у Саньки глаза. — Вот бы увидеть…
— Ишь какой шустрый… Не очень-то его ныне и увидишь, сторожкий стал. Услыхал нас с тобой, и убег. Пошли-ка лучше следы посмотрим.
И в самом деле, скоро дед показал внуку след большого копыта. В деревне Санька на каждом шагу встречал коровьи следы, но этот-то куда как больше.
А самое интересное произошло под вечер, когда они возвращались к своему шалашу. Уже недалеко от берега из кустов густорастущего колючего малинника вышел прямо на них медведь. Санька раньше видел медведя в зоопарке, но здесь-то совсем другое дело. Правда, медведь был небольшой и совсем не страшный с виду, но если быть до конца честным, надо сказать, что Санька просто не успел испугаться, так неожиданно медведь перед ними показался. И тут же дед так громко закричал, что сам Санька присел, а медведь и подавно струсил, без оглядки убежал, только треск по кустам прошел.
Сейчас, лежа в шалаше, Санька заново переживал эту встречу, переживал и радовался заранее, предчувствуя, как разинут рты ребята во дворе, когда он, по приезде домой, расскажет им про медведя. Конечно, он немножко приврет, не без этого, но ведь все взрослые так же рассказывают. Это чтобы слушать было интереснее. Например, нельзя говорить, что это дед испугал медведя криком, так будет не очень интересно, обязательно надо сказать, что сделал это он, Санька. И еще рассказать, как он сдернул с плеча ружье на всякий случай, однако стрелять не стал, потому что охота на медведя запрещена. И ребята поверят. Ведь они не знают, что у деда и ружья-то дома нет, не знают, что дед и сам не охотится, и охотников не любит. Но ведь это не страшное вранье, простительное, он же не делает никому плохо, только авторитет себе зарабатывает. К тому же Санька и правда ведь не испугался зверя. Не успел, вернее, испугаться…
— Спишь? Санька… — повернулся к нему дед.
— Не-а… — открыл Санька глаза. — Про медведя думаю.
— Чего, боишься, кабы ночью не вернулся?
— А что, может? — незаметно напрягся внук.
— Не-ет, он таперьча далеко убег.
Так же незаметно Санька перевел дыхание, оно почему-то остановилось в ожидании дедовского ответа.
Утром дед разбудил внука рано, как и обещал. Доверил ему косу и долго, терпеливо показывал и объяснял, как надо правильно косить, но у Саньки все равно ничего не получалось. А как только стало получаться, он уже устал. И когда сели к завтраку перед костром, чувствовал, что спина и плечи стали словно деревянными, непослушными.
А дед казался совсем не таким, как вечером. Он не заговаривал без нужды ни с Санькой, ни с дядей Витей, ел торопливо и поглядывал на солнце, словно жалел, что самое хорошее для косьбы время пропадает на завтрак. Только когда уже встали, он спросил, морща лоб:
— Сегодня у нас число-то какое будет?
— С утра двадцатое было, — на ходу ответил дядя Витя.
— У-у-ум… — стукнул себя дед по лбу. — Совсем забыл… Сегодня за Санькой мать приехать должна. Суббота ведь… Ох и попадет же мне за этот покос… Я ведь обещал, что из дома его никуда… Ох и попадет…
И в самом деле, перед обедом приплыла на лодке с соседским взрослым парнем мать. Увидев Саньку, она всплеснула руками и обняла его за усталые плечи.
— Ох, отец, отец, — сказала с укоризной деду, — как чуяло мое сердце, устроишь что-нибудь…
— Мам, а здесь хорошо, — сказал Санька, — оставайся с нами.
Мать посмотрела на него даже без удивления, даже без какого-нибудь недовольства, а лишь сказала просто, как всегда говорила, не сомневаясь, что ее послушают:
— Мы сегодня уже домой едем.
Они и вправду уехали домой. На станции, когда ждали электричку, мать расспрашивала Саньку, не болит ли у него что. У Саньки ничего не болело, и это, казалось, расстраивало мать. Но когда они уже подъезжали к городу, он вдруг почувствовал себя уставшим и одиноким и захотел заболеть. А уже в троллейбусе мать приложилась губами к его лбу и сказала:
