Это было как сказочное свадебное путешествие.
Какое счастье для мужчины полностью посвятить себя любимой женщине. Она стала единственным моим занятием, моей единственной заботой.
Полностью отдавшись новой жизни, я больше не думал о своем поступке. Отныне Кастэн был далеко. Земля поглотила его. Он уходил из нашей памяти. Я знал, что по прошествии нескольких лет его признали бы умершим, и Жермена унаследовала все его состояние. Мы занялись бы каким-нибудь спокойным делом и жили счастливо, своими трудами.
Однажды утром, когда мы были еще в постели, Как обычно, до обеда, раздался настойчивый звонок, заставивший нас вздрогнуть. Я накинул халат и пошел открывать. У меня будто бомба внутри взорвалась. На пороге стоял комиссар полиции, который присутствовал, когда мы укладывали в гроб Кремана. Он улыбался сердечно и несколько смущенно. Это был старый простецкий полицейский, дослуживающий в провинции свой последний год до пенсии. На нем был отпечаток унылой жизни, проведенной за работой, где никогда не было никакой тайны.
Он ждал, держа шляпу в руках. Это был коренастый мужчина с плотным венчиком кудрявых седых волос вокруг лысины. У него были светлые глаза и золотозубая улыбка.
— Добрый день, месье Деланж, я вам не помешал?
Для того чтобы покачать головой, мне пришлось взять себя в руки.
— Вовсе нет.
— Я хотел бы видеть мадам Кастэн, она здесь живет?
— Но… да.
Я отодвинулся, чтобы пропустить его, помешать ему я не мог.
Он вошел в квартиру. Жермена еще лежала на диване. На ней была ночная рубашка из тюля, сквозь которую проглядывала грудь.
Комиссар поприветствовал ее без малейшего смущения, словно он пришел с визитом в шикарный светский салон.
— Извините, что вторгся к вам в такую рань.
Я уловил иронию в его словах: на самом деле часы пробили десять.
— Есть новости? — спросила Жермена.
Взбудораженная, она сидела на диване, нимало не заботясь о том, что ее грудь почти обнажена.
— Может быть…
По счастью, полицейский не смотрел на меня. Он увидел бы, как перекосилось мое лицо. Машинально я глянул в зеркало — за один миг я постарел на десять лет.
Полицейский объяснил:
— Нам сообщили из Нанта об одном мужчине, похожем на вашего мужа. Это больной амнезией, найденный в поезде. Он сейчас в психиатрической больнице, и я думаю, что было бы неплохо, если бы вы…
Я вздохнул спокойнее.
— Прекрасно, месье комиссар, после обеда мы поедем в Нант.
Он повернулся ко мне:
— Да, желательно бы… Хотя я лично не считаю, что речь идет о Кастэне.
— Почему? — спросила Жермена.
Он покачал головой и почесал свой голый череп.
— По моему мнению, мадам Кастэн, ваш муж мертв. Простите, что причиняю вам боль…
Опять эта скрытая ирония, так действующая мне на нервы.
Он поднялся.
— Ну, вот и все, мне надо возвращаться. Вообще-то я в Париже по одному неприятному делу.
Он добродушно смотрел на нее.
— Неприятное дело? — пробормотал я.
— Дело по отравлению всегда не очень приятно.
Жермена промурлыкала:
— Отравление?
— Да, так предполагают. Еще ничего не доказано, надо эксгумировать труп, провести анализы, выяснить кое-что у фармацевтов. Хлопот полно. Ну, я заболтался…
Полицейский направился к двери.
— До скорого!
Во мне звенела струна, которая, казалось, вот-вот лопнет.
— Скажите-ка, комиссар, что это за дело об отравлении?
— Пока что только одни пересуды да сплетни.
— И конечно, это произошло в вашем округе?
— Конечно!
Он колебался. Наконец, понизив голос, словно боясь, что его подслушивают, проговорил:
— Хочу вам сказать, речь идет о Кремане!
Я уже догадался. Что-то более проницательное, чем мысль, более сильное, чем разум: инстинкт, вот что подсказало мне это.
— Вы же знаете, что он был на грани развода со своей женой. Окружающие считают, что… Но я вам повторяю, это еще надо доказать.
Невзирая на то, что он был с непокрытой головой, комиссар поднял палец к виску чисто полицейским жестом.
— Привет, и извините меня еще раз. Если тот тип из Нанта все же окажется Кастэном, позвоните мне.
— Договорились…
* * *
Мне опять захотелось раскрыть всю правду Жермене, и опять я удержался по тем же причинам.
Этот визит полицейского мне показался необычным.
