Ситуация значительно упростилась из-за отсутствия комиссара полиции. Его секретарь, старый хрыч, поседевший на службе, больше интересовался супружескими изменами, чем самоубийствами. Он провел первичное дознание так, словно дело шло о выдаче удостоверения личности, и поспешил отправить тело на вскрытие. К тому же директор «нашей газеты» позаботился о том, чтобы пресса не поднимала вокруг этого дела шума. О смерти Фернана сообщили лишь несколько газет.
Неделю, пока шло следствие, я провел в маленькой гостинице в квартале Жавель, размышляя о жизни, которой Фернан своей смертью придал новый смысл. Моему одинокому существованию пришел конец. У меня появилась спутница жизни. Бог сжалился надо мной, послав такую женщину, как Эмма.
Каждое утро я звонил ей, чтобы узнать, как идут дела. Она ровным голосом неизменно отвечала, что все хорошо. Эмму даже удивляло мое беспокойство. Только абсолютно невиновный человек мог держаться с такой восхитительной уверенностью в себе. Я не мог объявиться в ее доме по причине бесконечных родственников и знакомых, которые считали своим долгом выразить Эмме свои соболезнования. Я испытывал мучительные страдания, представляя себе, как ей одиноко оставаться вечером одной около этой ужасной ванной комнаты, где Фернан вскрыл себе вены. Надо обладать недюжинной твердостью характера, чтобы не потерять присутствия духа. Я страстно желал поскорее увидеть ее, заключить в свои объятия, ощутить своей уставшей плотью ее юное тело.
Медина занимал мои мысли не меньше. Его смерть по-прежнему оставалась для меня неразрешимой загадкой. До сих пор мне казалось, что я неплохо разбираюсь в людях, однако случай с Мединой показал, что это далеко не так. Этот страдающий манией величия тип, лишенный совести, который не остановится ни перед чем для достижения своих целей, сумел полностью подчинить меня своей власти, но вместо того чтобы праздновать победу и торжествовать, вдруг наложил на себя руки! Мой разум отказывался это понимать! Я мучительно пытался обнаружить внутренние мотивы, толкнувшие Медину на этот шаг. Может быть, он внезапно осознал всю никчемность своей фальшивой славы? Или ему стало совестно за бесстыдную эксплуатацию моего серого вещества? Может быть, его довело до отчаяния ощущение пустоты вокруг себя? Сколько я ни стучал в эту загадочную дверь, моего интеллекта и жизненного опыта не хватало, чтобы проникнуть внутрь.
На восьмой день утром раздался телефонный звонок, и Эмма радостно объявила, что последняя группа родственников из провинции отбыла восвояси. Путь был свободен, и я мог вернуться на свое место в дом на авеню Тийоль.
* * *
С бьющимся сердцем я потянул за цепочку звонка. Веселый звон разорвал мрачную тишину ноябрьского утра. Неуверенно залаял соседский пес. Послышались шаги… ее шаги, и мгновение спустя я увидел Эмму, прекрасную и трогательную, как никогда, в черном траурном платье, подчеркивающем золото волос. Она встретила меня без улыбки, но в ее глазах я прочел страстный призыв. Как только мы оказались в гостиной, Эмма бросилась в мои объятия.
— О Жеф! Какое счастье вновь увидеть ваши грустные глаза и этот неизменный чемодан!
Я тоже был безмерно счастлив. Бросив чемодан, я прижал женщину к своей груди.
— С этой минуты ты моя, Эмма, ты принадлежишь только мне!
— Да, мой дорогой!
— Я хочу, чтобы ты сама мне об этом сказала!
— Я принадлежу только тебе, Жеф!
* * *
Для начала мы отправились в ванную комнату. Связанные с ней страшные воспоминания еще не выветрились из моей головы. Приоткрыв дверь, я обнаружил идеальную чистоту и витающий в воздухе аромат дорогого дезодоранта. Лишь человек, наделенный больным воображением, мог представить здесь плавающее в окровавленной воде тело.
