Проводив колченогого, Иван Андреевич вернулся в комнату, включил вентилятор, налил себе еще чаю и вновь врубил видео– и аудиозаписи, стоившие жизни трем людям. На экране телевизора ожили и задвигались помощник Президента и его рыжеволосая подруга. Из динамиков магнитофона донеслись неясный шепот и вздохи.
Жуков снял галстук, расстегнул рубаху и развалился в кресле, прихлебывая чай и затягиваясь сигаретой. Глаза его были прикрыты, как в дреме. Он думал, напряженно думал, и в его взбудораженном мозгу постепенно начала рождаться некая комбинация, почти мистическое действо. Поэтому Иван Андреевич не выключал телевизор и магнитофон – он хотел в любой момент видеть лица и слышать голоса тех, кому он, как блистательным актерам, отвел в своем действе ведущие роли.
Из машины Николай Семенович сделал несколько телефонных звонков, а вечером, когда город начали окутывать сумерки, вывел на прогулку спаниеля. Выйдя из дома, он сразу же направился к знакомой аллее, напряженно выискивая дальнозоркими старческими глазами фигуру сутулого усатого человека и вертевшегося рядом с ним подвижного эрдельтерьера.
Владислав Шамрай ждал его. Заложив за спину руки, медленно прохаживался под сенью старых лип. И это напомнило колченогому прогулку заключенных. Впрочем, Владислав Борисович не заключенный, а раб! Его раб, Николая Семеновича, вернее, раб денег, которые он Владику дает. И пока рука дающего не оскудеет, Владик останется рабом и даже не попытается разорвать связавшие их узы, а эти узы куда крепче самой пылкой страсти и горячей любви.
Хотя в любви Шамрая калека никогда не нуждался, как и в любви всех тех, с кем завязывал деловые отношения. Еще с давних времен он предпочитал, чтобы его не любили, а панически боялись и оставались слепо преданными, готовыми выполнить любое приказание, страшась ужасной мести. Нет, он никогда не стремился олицетворять собой вселенское зло. Напротив, старался всячески расположить и привязать к себе человека, с которым имел дело, а уже привязав и поставив в полную зависимость, начинал потихоньку внушать ему страх – этот великий движитель, с успехом доказавший свою необоримую силу на протяжении столетий.
– Добрый вечер! – поздоровался колченогий и спустил спаниеля с поводка: пусть порезвится.
– Добрый вечер, – хмуро ответил Шамрай. – Что-нибудь случилось? Я не поехал сегодня на дачу, а дома практически и поесть нечего. В чем дело?
«И этот смотрит букой, словно я перед ним провинился, – подумал Николай Семенович. – Привыкли, сукины коты, что все за них делается, а им только баксы подавай, да побольше, чтобы виллы, престижные машинки и детки в Кембридже? А давно ли лаптем помои хлебали?! Уходит от вас страх, уходит! Придется напомнить, из чьей руки кормитесь. Но не сейчас. Сегодня ты мне для другого нужен».
– Так уж и нечего? – Николай Семенович прикурил и иронично улыбнулся. – Слава Богу, карточной системы не ввели, денег у вас куры не клюют, а в магазинах изобилие, как при обещанном большевиками Царствии Небесном на одной шестой земного шара, то бишь при коммунизме. А говорили – химера! Оказалось, стоило лишь свернуть от социализма к капитализму, как все появилось.
– Мы встретились, чтобы обсудить мои доходы? – покосился на него Владислав Борисович. – Разве вы теперь сотрудничаете с налоговой полицией?
– Наверняка в доме есть хлеб, масло, яйца, кофе, сахар, – словно не слыша его, продолжал колченогий. – Вот и еда, да какая! Кстати, нетрудно заметить, что я тоже не уехал на дачу, а торчу в пыльном и душном городе, хотя в моем возрасте…
– Вы скажете наконец в чем дело? – не выдержал Шамрай.
– Извольте, – колченогий остановился и посмотрел ему прямо в глаза, но в сгущающихся сумерках трудно было различить их выражение, а Николаю Семеновичу страстно хотелось увидеть, как в глазах Владислава метнется страх. – Сегодня убили трех наших людей. Они погибли во время проведения одной чисто технической операции.
– Убили?! – Шамрай был явно ошарашен и даже не пытался это скрыть.
«Привык в своем чиновном аппарате бумажки перекладывать? – злорадно подумал калека. – Тут тебе не совещания, визы и резолюции, тут проза добывания тех самых баксов, на которые ты жируешь!»
