— …ммм, тоже сладкая. Такая сладкая. Нет, жена пахнет по-другому, луком, мукой, мочой на трусиках, слезами…
Глаза его распахиваются. Чёрные. Как океан в полночь.
— …нет. У этой другой запах. Крем для кожи, рестораны, кружева, розовые соски. С чем пожаловали, старший следователь?
Пиао пинает ногой парашу; ведро скользит по кафельному полу.
— А я чувствую только запах говна, Се, и кучи пустых часов.
Шишка выходит из тени Пиао, вплотную подходит к заключённому… принюхивается.
— Да, Босс, определённо, говно. Даже глаза ест.
Рот Се расползается в ухмылке. Влажные губы, тёмный язык напоминает глубокий разрез скальпелем по натянутой плоти. Кожа расползается непристойной щелью.
— Это не моё говно бьёт вам в нос. Это запах вашей жизни, гниющей на корню…
С той же улыбкой он переводит взгляд на Шишку.
— …бедненький детектив, никогда не быть тебе ни умным, ни красивым, да? Всё досталось брату. Младшему брату. И все похвалы, всё внимание. А ты всегда как с улицы заглядывал в окно…
Он встаёт, принимает язвительно-горделивую позу.
— …но желание твоё исполнилось. Теперь всё внимание достаётся тебе. Он погиб. Его больше нет.
— Мудак. Козёл поганый!
Голова Шишки молотом впечатывается в нос Се. Пиао кидается между ними, оттирает Яобаня к дверям. Заключённый со всей дури впечатывается в стену, соскальзывает вниз, руками закрывая лицо. Смеётся. Сдвигает паутину пальцев. По носу и щеке уже разливается фингал. Из ноздри протянулась красная полоса. Тянется через рот, подбородок, шею. Старший следователь крепко держит рукой Яобаня за грудки; чувствуется, как тяжело тот дышит.
— Хватит. Уже всё.
— Но откуда он знал про брата, Босс? Он наверно замешан в этом деле, мудак.
Рука перемещается на плечо Шишке.
— Такая информация всегда расползается. Когда у сотрудника БОБ случается горе, эти гады всегда в курсе. Он с тебя прётся. Здесь ведь больше нечем заняться. Ни при чём он, успокойся, давай к делу.
Пиао присаживается на корточки рядом с Се, у того кровь стекает на тюремную робу, распускаясь ржавым цветком. И запах… перца, накрахмаленного х/б, злости, горячей и упакованной на другой день.
— У тебя есть единокровный брат, Лю Цинде, мы хотим поговорить о нём.
— Он мёртв.
Се выплёвывает слова как стрелы.
— Откуда ты знаешь, что он мёртв?
— Знаю уж.
— А что ещё ты знаешь?
— Это моё дело — знать, а ваше — не спать ночами, работать.
Поток крови иссякает, высыхает руслом реки на губах и подбородке.
— Твой брат, Цинде, говоря по-честному, мне до одного места. Но вот другие, убитые с ним вместе, и те, кто погиб с тех пор…
Пиао раскуривает «Панду Бренд», выдыхает. Дым заполняет пространство между ними. Се чувствует его вкус. Наверно, он представляет себе давку на улице Нанцзин. Полуночные игры в маджонг. Пламя Дукан. Как здорово было бы самому закурить сигарету.
— …бессонные ночи у меня уже были, и мне они не понравились. Но информация, которую ты мне сообщишь, сильно поможет. Очень сильно. Если тебе так легче, считай свою помощь формой релаксационной терапии. Действенным способом поддержать в трудный момент другого человека.
— Пошёл ты…
— Как-то в тебе мало сочувствия. Я так понимаю, тебе сложно увидеть во мне психотерапевта?
Не сразу, но улыбка Се гаснет.
— Отьебись.
Пиао подходит к двери камеры. Тень по ту сторону стекла, заместитель директора ищет ключи. Через залпы хлопающих дверей доносится короткий разговор, вопли искажаются эхом. Растекается запах… дезинфицирующее средство, разъедающее блевотину.
— Всё готово?
Заместитель входит в камеру с двумя служителями; нервозность дёргается в уголках его глаз.
— Я протестую.
Сигарета Пиао оранжевым предупреждением горит, зажатая в губах.
— Но ваш начальник, товарищ директор Хуа, он же не против?
— Нет, он не против.
— Ну вот и замечательно. Ваш протест будет отмечен.
Заместитель кивает. Сотрудники выходят вперёд. Се отползает от них.
— Это что за дела? Куда вы меня тащите?
Голые пятки царапают по кафелю пола, когда его вытаскивают из камеры. Голос теряется в пространстве коридора. Где-то далеко раздаётся лязг сначала открываемой двери, потом закрываемой.
Тишина.
Пиао от бычка прикуривает другой «Панда Бренд», предлагает его Шишке. Тот вообще-то не ценит слабый импортный табак, но какого черта!