Он сверяется с часами.
— …ровно через четыре часа.
— Нет, вы не улетите, мистер Хейвен. Даже в Китае убийца четырёх человек не может просто так взять и улететь.
Англичанин роняет комок смятой салфетки в корзину у ног.
— Я могу заплатить вам сто тысяч фунтов в течение сорока восьми часов, старший следователь. Их передадут через Липинга. Конечно, я рассчитываю в ответ улететь на своём рейсе в Нью-Йорк. Никаких задержек. Так же я ожидаю, что вы передадите все материалы по вашему расследованию Липингу. Он профессионально с ними разберётся.
— Как он разобрался с телами Бобби Хейеса, Е Ян, Хейвуда и Цинде?
Хейвен чуть поворачивается, свет из окна окрашивает его щёку в алый цвет.
— Для того, кто сам себе враг, вы хорошо поработали, старший следователь. Вы можете выйти из этого дела богатым человеком…
Он толкает деревянную коробку по столу, прямо в руки к Пиао.
— …и у вас будет зажигалка, о которой вы так долго мечтали.
Пиао отпихивает коробку, брови англичанина поднимаются знаками вопроса.
— Вы отказываетесь от зажигалки, или… от денег?
— Да.
— Липинг говорил, что вы именно такой, что вас не купить. А я ему не верил.
Старший следователь снова приоткрывает дверь.
— А надо было поверить… — шепчет он, выглядывая в щель. Мужики, СБ или полиция, так и стоят у стены. Доносится очередная шутка. Пиао её уже слышал. Смешная, если предварительно оседлать волну из шести бутылок Цинтао.
— Мне хочется проверить, насколько верно я всё понял. Американцы и Цинде воровали для вас культурные реликвии. Людей из Грязи. Е Ян задирала цены. Уверенная женщина. Глупая женщина…
Хейвен поправляет воротник. И галстук.
— …при помощи охранников Липинга вы приехали в лабораторию в снежных полях, похитили их и привезли в Шанхай. На операционный стол. Вы не любите транжирить доступные материалы. Если бы вы убили их там, в лаборатории, нельзя было бы использовать их органы. Сотни тысяч долларов на чёрном рынке трансплантов…
Секунды. Секунды. Он смотрит на англичанина. Застёгивающего манжеты.
— …вырезали у них органы. Дали им умереть на операционном столе.
Смотрит на него. Тот застёгивает пиджак. Разглаживает отвороты.
— …они должны были быть живыми, когда вы их оперировали. Живые органы приносят больше долларов…
Хейвен опускается губами к питьевому фонтанчику. На губах вода, едва их смочила.
— …а потом вы их изувечили. Не упустив ничего. Делать это своими руками…
Хейвен улыбается.
— …наверно, вы испытали необычайный прилив свободы. Никаких ограничений точных хирургических приёмов, которые обычно сковывают вас. Свобода…
Смотрит на него. Тот шнурует ботинки. Точными движениями. Движения пальцев, слишком изящных, чтобы заниматься насилием. Появляется ощущение, что англичанин злится, но он тут же берёт себя в руки, поправляя галстук.
— …ошибка. В этом убийстве вы решили, что избавляться от трупов необязательно самому. И оставили эту задачу охранникам Липинга. Они сковали их ещё с четверыми и скинули в Хуанпу. Крематорий находится на другом конце города. Река ближе…
Ответа нет. Но он следит за глазами англичанина. Ищет прореху в ткани. Ничего… только часы отсчитывают минуты его жизни. Этот человек переполнен самоуверенностью. Ощущением, что он накрепко обвязан страховочным тросом. Он что-то знает, что ускользнуло от старшего следователя. Пиао лезет под китель. Пальцы нащупывают полированную сталь, спящую в кобуре. Холодную. Успокаивающую.
— …а четверых заключённых, которые были с ними скованы, законным образом казнили в «Лесу Добродетели». Их органы были заражены, но всё равно вы решили продать их на чёрном рынке. И никакая история не связывает эти две группы. Просто совпадение. Люди Липинга не имели в виду никакого глубокого смысла, когда сковали их вместе и бросили в реку, вместо того, чтобы довезти до крематория. У таких людей самый глубокий смысл лежит на дне бутылки Цинтао. Но у вас, мистер Хейвен, это ошибка. Первая и единственная ошибка…
Следит за ним. Хейвен, прихорашиваясь, ничем не выражает своих чувств. Но внутри Пиао нарастает злость. Волна горячих слёз и потребность выпустить их на волю.
Возьми и пристрели его. Прямо здесь. Прямо сейчас…
