Пиао заглядывает в глубину бутылки с пивом; потоки пены движутся медленнее, чем облака по летнему небу, потихоньку стекают по стенкам стакана.
— Нет, не три пачки. Четыре. Он сильно нам помог.
Он звякает своей бутылкой о посуду Шишки.
— Договорились, Босс. Без своих каналов мы бы просто не обошлись.
— Четырёх пачек «Чайна Бренд» не мало?
Яобань изучает ногти.
— Босс, но что же это такое с Липингом-то, а? Бля, он же Шеф. Закон.
Карусель потихоньку останавливается. Пиао идёт вперёд, маленькие ручки тянутся к нему. Ручки, которым он нужен.
— Липинг использует закон, как собака — фонарный столб, для опоры, а не для освещения.
Шишка кивает; не то, чтобы до него дошло, что хотел сказать Босс, но звучит как-то уместно.
Влажные поцелуи. Тёплые руки. Пиао прикусывает губу… прощается, и не смеет обещать встретиться с ними снова на Новый Год. Мороженое, парады, объятия, слёзы… лучше бы их удержать. Давать обещания детям, а потом нарушать — закладывать свою душу.
Он опаздывает. Темнота падает на крыши. Свет с ярмарки прорезает наступающую ночь. Он идёт всё быстрее.
— Ты взял список приглашённых на приём?
Шишка бежит рядом.
— Да, в кабинете дежурного офицера был список для проверки безопасности.
— И?
Они стоят на углу Вэйхай Лу и Чэнду Лу, Пиао высматривает свою взятую напрокат машину. Яобань — место, где можно купить еды.
— Имя, которое вы назвали, он стоял в самом верху списка, Босс. Очень уважаемый иностранец…
Его внимание привлекает магазин лапши, куча дверей чуть ниже по Чэнду, где он собирается провести ближайший час. Уже решил, что будет заказывать. Пончики Баоцзы, рисовую лапшу, паровые булочки, разливное пиво Саньпицзю.
— …прикольно, наверно, быть уважаемым гостем, а, Босс?
— Не в курсе. Кто его пригласил?
Яобань уже переходит через Вэйхай Лу. На дороге творится ужас. Визг колёс. Он орёт во все лёгкие. Пиао едва разбирает слова.
— Липинг. Липинг его пригласил. Вы бы поторопились, Босс. Охуенно опаздываете.
Красные Флаги. Красные знамёна. Собака ссыт на стену.
Приём, куда его не приглашали, проходит в Шанхайском институте прикладного искусства… строгом, неулыбчивом здании, выходящем прямо на Хуайхай Лу. Голубиное говно и тёсаный камень. Ногами оно болтает в канавах, текущих от рынка Фуминь, расположенного всего в квартале отсюда.
Съезжаются гости. Красные Флаги с развевающимися знамёнами. Свет прожекторов отражается от блестящей чёрной краски и пылающего хрома. Стоит охрана, одна рука покоится под кителем. Шофёры обегают капоты, чтобы открыть двери. Пиао затягивает воротник — он в спешном порядке переоделся в униформу, теперь оправляет её, дёргает, разглаживает. Становится в очередь забавных русских с бетонными подбородками и шишковатых членов Политбюро. Из первых рядов доносятся американские голоса. За ними стоит пара итальянцев… мужик навёл марафет, а женщина угрюма, как грозовые облака в июле. Частные самолёты из Центрального Аэропорта Пекина идут сегодня ровным строем. Пиао проходит дальше, оставляя его с наследием жажды, достаточно большой, чтобы в ней утонуть.
Аномально отстранённый от работы, подозреваемый в убийстве, одетый как на парад, по своим каналам организовал себе приглашение на частный предновогодний приём… при таком раскладе ещё одна сигарета не повредит. Без особой причины взгляд его упирается в дорогу. Через желчь выдохнутого дыма какая-то фигура бодро идёт к институту со стороны Фусинси Лу. Элегантный, как булавка. Обходит машины, мелькает в лучах фар, это Чарльз Хейвен. Уже расстёгивает чёрное кашемировое пальто, стягивает перчатки из мягкой кожи. Рука причёсывает стальную проволоку волос. Проходит мимо открытых дверей лимузинов. Кивает охране. Не обращает внимания на очередь ждущих гостей. Запах дорогого одеколона и зубной пасты разлетается облаком, когда он проходит мимо, почти задев плечо Пиао. У главного входа стоит Липинг, кожа задубела от свежего воздуха, коричневая, как красное дерево двойных дверей, он манит англичанина к себе. Приветствует его, обеими руками пожимая ему руку. Проводит его внутрь, положив руку на плечо. Плотная толпа… разные языки, духи, драгоценности наперебой кричат о власти. Двери закрываются. В желудке Пиао вдруг разливается вспышка боли; он не ел с утра. Чтобы пройти в те же двери, старшему следователю приходится ещё двадцать минут отстоять в очереди.
