— Потому что вы верите, что Государство невинно, и что Партия выше таких вещей, как коррупция. Потому что вы верите, что Мао до сих пор встаёт вместе с солнцем. Прочитайте, и потом скажете мне, что эти понятия до сих пор не устарели, они до сих пор остаются истинными. Я бы тоже хотел в это верить…
Пиао раскрывает папку, по столу и на пол разлетаются чёрно-белые фотографии.
— …уже двенадцать убийств. Двенадцать. Самое крупное дело об убийстве в современной истории города, а Липинг не может получить пару коробок записей прослушивания, которые мне должны выдать. Кто-то где-то ставит мне палки в колёса. Мне нужны эти записи, может быть, в них ничего нет, а может быть, есть всё, что нужно, но они мне нужны. Товарищ вашего положения может мне помочь сделать мою работу, а больше мне ничего не нужно…
Бренди плещется в тяжёлом стакане председателя Шицюй. Он глотает его, но в глазах не вспыхивает огонь… их пустота повергает Пиао в панику.
— …Липинг знает вещи, которые знать не должен, но мне всё равно нужна его помощь. Мне нужно, чтобы вы подтолкнули его помочь мне. Вы — председатель моего Шицюй, это моё право.
И в глазах старика всё не загорается огонь.
— Почитайте документы, товарищ. Ознакомьтесь с содержимым папки. Те восемь трупов, что вы видели в ту ночь на берегу, у них нет глаз, почек, сердец. Их систематически удалили. Удалили при помощи хирургической процедуры. У нас появился ещё один Пинфан. Пинфан посреди нашего города.
Председатель Шицюй отворачивается от фотографий, от прошлого… улыбка Мао до сих пор сияет в его глазах.
— Это толстая папка, старший следователь Пиао. У меня уйдёт три часа, чтобы вдумчиво ознакомиться с ней. Возвращайтесь через это время, и не раньше.
Прогулять три часа в такую ночь несложно. Есть звёзды, река… отель. Пиао стоит перед Цзин Цзяном, запрокинув голову, считает этажи. Десять. Её комната. Горит свет, занавески задёрнуты, оранжевые, как моча Чжиюаня. Комната Барбары. Он чуть раньше позвонил в регистратуру.
— Барбара Хейес в данный момент находится у себя в комнате. Желаете ли вы, чтобы вас с ней соединили?
Она так близко… он может чувствовать её, вдыхать её запах, слышать её голос.
— Нет. Нет, я не хочу, чтобы меня с ней соединяли.
Дверь Чжиюаня открыта, жёлтый свет пробивается по контуру. Он осторожно стучит, но ответа нет. Появляется дурное предчувствие. Он лезет за пистолетом… медленно, сдержанно. Сталь, кажется, жжёт руку. Он поворачивает ручку. Просачивается в щель, в маленький коридор, ему открывается вид в комнату. Чжиюань осел в кресле, бумаги разбросаны вокруг. Безумная плитка из распечаток и чёрно-белых фотографий. Тень старшего следователя накрывает его. Руки вытянуты, силуэт пистолета дрожит, уставившись в спину председателя Шицюй.
— Уберите вашу железяку, старший следователь Пиао, ещё не настала пора мне умирать…
Чжиюань поворачивается, очки умостились ровно на переносице, а в глазах пылает свежеразгоревшийся огонь.
— …привилегия стариков — случайно засыпать. А теперь, старший следователь Пиао, сделайте мне чаю и расскажите, где мне найти вашего Шефа Липинга в воскресенье? Сдаётся мне, надо выбить из него для вас пару плёнок.
Угорь на гвозде… чёрный, блестящий. Туго натянут.
Кожа содрана с плоти одной полосой.
Кровь на тротуаре, на пальцах, бежит по ладони.
Чёрное, белое, красное.
Озеро черно, как бездонная шахта, что пронзает самоё сердце земли. Вцепившись в его край ювелирными ногтями, полыхает мигалками чжао-дай-со Липинга. За ней стоит другая машина, тёмная, спрятавшаяся. Её формы теряются под укусами ночи. К Шефу приехали гости, так что Пиао надеется, ещё двое ему не помешают. Восемьдесят миль и три часа дороги. Если он даст им от ворот поворот, будет неприятно.
— Мы на месте?
Старший следователь кивает, начиная тормозить, потом внезапно начинает выруливать с начала подъездной аллеи обратно на дорогу, нога вдавлена в газ. Удар адреналина пронзает ему грудь. Он выключает фары и двигатель, когда они откатываются во тьму… машина свободно съезжает с холма ещё на добрых сотню метров до поворота. Пиао отворачивает с асфальтовой полосы на обочину. Камни бьют по дну машины. Полог деревьев скрывает их от звёзд. Чжиюань кашляет. Дым черута, зажатый в лёгких и выпущенный с кашлем, взлетает серебристым султанчиком.
