Цзян Ян обвиняется в импорте в США редких корейских артефактов большого исторического значения и культурной важности для правительства и народа Южной Кореи. В экстрадиции его в Южную Корею отказано по причине слабого здоровья. Двухлетнее тюремное заключение прервано по медицинским показаниям. Умер 3.2.1993… Больница Фейт, Лонг-Айленд, Нью-Йорк. Контроль за бизнесом перешёл Суну Цзяну, единственному сыну. Е Ян берёт на себя работу закупщика для двух галерей и для нескольких частных коллекционеров. В последние два года специализируется на закупке и продаже китайских артефактов. Множество въездов на территорию Китая, Гонконга и Тайваня…
9.6.1993, Пекин, Центральный аэропорт.
15.7.1993, Гонконг, Аэропорт Кайтак.
30.9.1993, Шанхай, Аэропорт Нунцяо.
Список въездов идёт ещё десять строк. Биография контрабандистки.
Старший следователь чувствует, как злость душит его воротником. В одном этом отчёте больше информации, чем он получил из вместе взятых Безопасности, Лусиншэ и иностранного отдела. Пиздец, почему он должен выходить на ЦРУ, чтобы получить информацию, которая хранится рядом, только садись за клавиатуру? Пиао тянется к бумажному пакету, стоящему у локтя. Го-тиэ. Жареные пончики с начинкой из капусты и свинины. Вчерашние, на вкус пакет, и тот был бы лучше. Он ест впервые за последние двадцать четыре часа. Сойдёт.
— Что у тебя?
Шишка моргает, заходя в освещённый кабинет. Он выглядит так, будто этой ночью не спал. Что соответствует истинному положению дел.
— Что у меня? Днище выбило так, что с унитаза боялся встать. Глаз не сомкнул…
Он корчит рожу.
— …это всё ларёк за углом, у старой мамы. Их пончиками надо кормить крыс в бухте Сучжоу. Они там передохнут все через день.
Пиао кидает полупустой пакет с пончиками в мусорную корзину. Голод существует только в мозгу, тщетно убеждает он себя.
— Плёнки не доставили?
Яобань падает в своё деревянное кресло, ещё пара лет, и он поднимется в классе на пару уровней. Ещё два года, и на его кресле появится подушка.
— А срал ли Мао? Конечно, никакие плёнки не доставляли. Мы отправили Шефу сколько, десять писем? Звонили его железногрудой секретарше пятнадцать раз.
Липинг — начальник тринадцатого класса. Его двоюродный брат, министр Кан Чжу, функционер четвёртого или пятого класса. Достаточно высоко, чтобы тряхнуть любое дерево. Достаточно высоко, чтобы вытащить пару плёнок, зажёванных системой. Плёнок, которые ничего не значат, или обеспечат полный пиздец. Где-то есть блок. Человек. Служба. Политические баллы. Жопа, которую надо прикрыть. Плёнки прячут, не допускают их к Пиао, которому они так нужны; и Липинг — ворота, единственный путь к ним. Ворота не открываются, может, им запрещено открываться. Старший следователь расстёгивает наплечную кобуру. Кладёт в нижний ящик стола, её слова звучат во внутреннем ухе, будто они остались его последней мотивацией…
— …и что нам теперь делать? Я больше не вижу пути вперёд, не знаю, как выбираться из этого бедлама. Кажется, мне стоит уехать назад в США.
Ему понадобится ключ, особый ключ, сильный ключ, чтобы открыть особые и сильные ворота. Пиао идёт в следовательский кабинет, доска мельтешит на краю зрения. Ряды имён… жирная полоса белого мела делит их. Две истории. Одну он начинает распутывать. Контрабанда. Хейвуд, Бобби… острие иглы. Те, у кого действительно говно под ногтями. Рыльце в пуху. Цинде, с его контактами, знанием улиц. Разрешение на перемещение по стране, которое у него появляется прямо волшебным образом. Курьер. Местный посредник. И Е Ян, толкач. Она делает возможной всю схему; связь между разрушенной фермой в снежных полях Яншоу и рынком произведений искусства на Пятой Авеню в Нью-Йорке. Е Ян, которая искала покупателей. Е Ян, которая искала тех, у кого есть доступ к нужным реликвиям. Сводила их вместе, заключала сделки на небесах… и только последнюю заключила в аду. И за всем стоит покупатель, который стал убийцей, или всегда им был? И все карты мешает вмешательство правительственных структур.
И вторая история, до сих пор завязанная узлами, и спутывающаяся всё сильнее. Четверо, которых казнили в «Лесу Добродетели», а потом безжалостно истязали, прежде чем вручить их тела великому скульптору, Хуанпу. Теперь он убеждён, ещё сильнее, чем раньше, что эти четверо в контрабанде не участвовали… что они были частью чего-то другого, из-за чего оказались скованы цепями, нога к ноге, шея к шее, с другими, контрабандистами.
