Ей почти несвойственно было любопытство кокетки, и страсть к запретному не влекла ее. И если она была наивной девочкой, то Гай Поллок оказался в роли застенчивого мальчика. Засунув руки в карманы, он заметался по конторе.
— Я… я… я… ах, черт! — бормотал он. — Пробудиться от покойного сна, чтоб обречь себя страданиям… Я пойду приведу Диллонов, и мы все вместе выпьем кофе.
— Диллонов?
— Да. Вполне приличная молодая пара — Харвей Диллон и его жена. Он зубной врач, совсем недавно приехал. У них тоже квартира здесь же, где кабинет, как и у меня, и они еще никого тут не знают.
— Я слыхала о них. И до сих пор не подумала к ним зайти! Мне ужасно стыдно. Приведите их.
Она запнулась, сама не зная почему, но его лицо откровенно говорило — и ее смущение тоже, — что лучше бы им было вовсе не вспоминать об этих Диллонах. С деланной радостью он воскликнул:
— Великолепно! Я сейчас!
В дверях он оглянулся на нее, приютившуюся в облупленном кожаном кресле. Он выскользнул и вернулся с доктором и докторшей Диллон.
Вчетвером они напились довольно скверного кофе, приготовленного Поллоком на керосинке. Смеялись, говорили о Миннеаполисе и были невероятно тактичны. Потом Кэрол под резким ноябрьским ветром отправилась к себе домой.
Кэрол шла домой.
«Нет. Я не могла бы влюбиться в него! Он мне нравится, даже очень. Но он такой затворник! Могла бы я поцеловать его? Нет, нет! Гай Поллок в двадцать шесть лет… Тогда, может быть, я могла бы целовать его, даже если бы была замужем за другим, и, вероятно, ловко уговорила бы себя, что «в этом нет ничего дурного».
Самое удивительное, что я нисколько не удивляюсь себе. Я, добродетельная молодая женщина! Могу ли я быть уверена в себе? Что, если бы явился прекрасный принц?..
Жительница Гофер-Прери, хозяйка дома, всего год замужем — и мечтает о прекрасном принце, как шестнадцатилетняя девчонка! Говорят, замужество до неузнаваемости меняет женщину. Но я не изменилась. Однако…
Нет! Я не хотела бы влюбиться, даже если бы явился принц. Я не хотела бы огорчить Уила. Я так привязана к нему! Да-да! Я больше не влюблена в него, но я могу на него положиться. Он мой дом и дети.
Хотелось бы знать, когда наконец у нас будут дети? Я хочу детей.
Не забыла ли я сказать Би, чтобы она отварила на завтрак кукурузы вместо овсянки? Она, верно, уже легла спать. Придется встать пораньше.
Я очень привязана к Уилу. Я не решилась бы огорчить его, даже если бы мне пришлось отказаться из-за этого от самой безумной любви. Если бы явился принц, я только разок поглядела бы на него и убежала со всех ног! О, Кэрол, ты не героична и не утонченна. Ты неисправимо вульгарная молодая особа!
Но я не из тех жен, которые предают мужей болтовней о том, что дома их «не понимают». О нет, я не такая!
Ты уверена?
Во всяком случае, я не шептала Гаю о недостатках Уила и о том, что он не замечает моей особенной, необыкновенной души. В сущности, Уил, пожалуй, вполне понимает меня! Если бы только… Если бы только он поддержал меня в моих усилиях разбудить город!
Сколько женщин, какое несметное множество женщин забывают все на свете ради первого Гая Поллока, который им улыбнется. Нет! Я не желаю быть овцой в этом стаде искательниц сочувствия. Этих жеманных замужних невинностей. Хотя если бы принц был молод и не боялся стать лицом к лицу с жизнью…
Как все ясно у этой миссис Диллон! Она так явно обожает своего дантиста! А в Гае видит только какого — то непонятного чудака.
Чулки на миссис Диллон были не шелковые; это фильдекос. У нее изящные, стройные ноги. Но все-таки не лучше моих. Терпеть не могу плотные пятки у шелковых чулок. Неужели у меня толстеют ноги? Я не хочу, чтобы у меня были толстые ноги.
Нет! Я страшно привязана к Уилу. Его работа… Один спасенный им от дифтерита фермер стоит дороже моего нытья об испанских замках… замках с ванной комнатой!
Эта шляпа слишком тесна. Надо ее растянуть. Гаю она понравилась.
Вот и дом. Я совсем продрогла. Пора достать меховые вещи. Будет ли у меня когда-нибудь бобровая шубка? Нутрия — это не то! Бобер блестит! И так приятен на ощупь. У Гая усы — как бобровый мех. У, что за чепуха!
