«Если бы его поцеловала девушка, он, наверное, вылез бы из своей скорлупы и стал больше похож на живого человека! Будь Уил так начитан, как Гай, или Гай так деятелен, как Уил, я думаю, я могла бы примириться даже с Гофер-Прери.
Уила так трудно опекать! А к Гаю я могла бы относиться по-матерински. Неужели мне нужно именно опекать кого-нибудь — мужчину, ребенка или город? Я действительно хочу ребенка. Когда-нибудь! Но обречь его на то, чтобы здесь прошли его детские годы, когда он так восприимчив к окружающему…
Итак, в постель!
Неужели я нашла свою настоящую сферу — в Би и кухонной болтовне?
О, мне не хватает тебя, Уил! Но все-таки как приятно ворочаться в постели, сколько захочешь, не боясь разбудить тебя!
Неужели я действительно замужняя женщина, устроенная в жизни раз и навсегда? Сегодня я чувствую себя такой незамужней, такой свободной! Подумать только, что была такая миссис Кенникот, которая беспокоилась о судьбе города, называемого Гофер-Прери, когда, кроме него, есть еще целый мир!
Уил, конечно, полюбит поэзию…»
III
Мрачный февральский день. Тучи, словно вытесанные из тяжелых бревен, придавили землю; снежные хлопья нерешительно падают на истоптанные пустыри. Сумрак, не скрывающий угловатых очертаний. Линии крыш и тротуаров резки и неуклонны.
Кенникота нет уже второй день.
В доме страшно, и Кэрол убежала погулять. Было тридцать ниже нуля — слишком холодно, чтобы испытывать удовольствие. В открытых местах между домами на нее набрасывался ветер. Он колол, кусал за нос и уши, драл щеки, и она перебегала от одного прикрытия к другому, переводя дух под защитой какого-нибудь сарая или щита для реклам с измазанными клеем обрывками зеленых и красных объявлений.
Дубовая роща в конце улицы наводила на мысль об индейцах, охоте, лыжах, и Кэрол, миновав коттеджи, заваленные вдоль стен землей, выбралась за черту города, к ферме на низком холме, покрытом сугробами жесткого снега. В свободной нутриевой шубке и котиковой шапочке, с девственно свежими щеками, не изборожденными морщинами мелких провинциальных страстей, она казалась здесь, на этом унылом пригорке, так же неуместна, как красная птичка-кардинал на глыбе льда. Она поглядела вниз, на Гофер-Прери. Снег лежал сплошной пеленой от самых улиц до всепоглощающей прерии позади, и казалось, что во всем городе негде укрыться от непогоды. Дома были просто черными пятнами на белой равнине. Душа Кэрол содрогалась от этого пустынного безмолвия, а тело — от порывов ветра.
Она побежала назад, в лабиринт улиц, ее тянуло к желтому блеску витрин и ресторанов большого города, или в первобытный лес, где носят меховые треухи и держат в руках охотничьи ружья, или на скотный двор, где от овина идет теплый пар и шумно от кур и коров, но только не в эти тусклые дома с дворами, заваленными золой, не в эти проулки, покрытые серым снегом и смерзшимися комьями грязи. Обаяние зимы исчезло. В ближайшие три месяца — морозы могут продолжаться до самого мая — снег будет все грязнее, человеческий организм будет все слабее сопротивляться стуже. Кэрол недоумевала, почему почтенные горожане прибавляют к зимнему холоду холод своих предрассудков; почему они не согревают свои души свободным, легким разговором, подобно жителям Стокгольма и Москвы, которые ценят умную беседу.
Она обошла задворки города и осмотрела трущобы «Шведского оврага». Стоит сгрудиться трем домам — и один из них всегда будет трущобным. Кларки хвастали, что «в Гофер-Прери не найти такой бедности, как в больших городах; работы по горло, благотворительность не нужна, и не преуспевают, только растяпы». Но теперь, когда сорвана маска из летних листьев и травы, Кэрол увидела нищету и угасшие надежды. В лачуге из тонких досок с толевой крышей она увидела прачку, миссис Стейнгоф, работавшую в клубах серого пара. Во дворе ее шестилетний мальчуган колол дрова. На нем была изодранная куртка и синеватый, цвета снятого молока шарф. Из рваных красных варежек выглядывали потрескавшиеся ручонки. Он то и дело дул на них и равнодушно всхлипывал.
Семья недавно прибывших финнов устроилась в заброшенном хлеву. Восьмидесятилетний старик собирал кусочки угля вдоль полотна железной дороги.
