Она никогда не жаловалась Кенникоту. Но глаза у нее болели, и она уже не была той девушкой в бриджах и фланелевой рубашке, которая пять лет назад варила пищу над костром в горах Колорадо. Ее высшим стремлением было лечь спать в девять часов, ее самым сильным переживанием — борьба с собой по утрам, когда надо было вставать в половине седьмого для ухода за Хью. Утром, когда она поднималась, у нее болела шея. Она относилась скептически к радостям «простой трудовой жизни». Она понимала, почему рабочие и их жены не слишком благодарны своим милым работодателям.
Немного позднее, когда шея и спина на время переставали болеть, она даже радовалась работе. За работой часы проходили быстро и живо. Но у нее не было охоты читать красноречиво восхвалявшие труд газетные статьи, которые ежедневно пишут пророки-белоручки из числа журналистов. В своих взглядах она была независима и несколько пессимистична, хотя и скрывала это.
Убирая дом, она обратила внимание на комнату для прислуги. Это была конура над кухней, с маленьким оконцем и косым потолком, душная летом и холодная зимой. Она поняла, что хоть и считала себя бог весть какой гуманной хозяйкой, на самом деле обрекала своих подруг Би и Оскарину на жизнь в хлеву. Она заговорила об этом с Кенникотом.
— Что же тут такого? — проворчал он, стоя на непрочной лесенке, которая вела из кухни на чердак.
Она показала ему бурые пятна от дождя на покатом дощатом потолке, неровный пол, койку с изодранным одеялом, сломанную качалку и кривое зеркальце.
— Конечно, это не гостиная в Рэдисон-отеле, но у себя дома эти девицы и во сне такого не видывали, так что они бывают вполне довольны. Смешно тратить деньги, раз они все равно этого не оценят!
Но в тот же вечер он сказал, желая сделать Кэрол приятный сюрприз:
— Знаешь что, Кэрри, не пора ли нам подумать о постройке нового дома? Что ты на это скажешь?
— Что же…
— Дело идет к тому, что теперь мы сможем себе это позволить. Мы отгрохаем такой дом, какой нашему городу и во сне не снился! Утрем нос Сэму и Гарри! Здесь ни о чем другом и говорить не будут!
— Угу, — отозвалась она.
Кенникот не стал продолжать.
Каждый день он возвращался к вопросу о новом доме, но о том, когда и как собирается строить, не говорил ничего определенного. Вначале она ему поверила. Болтала о низеньком каменном доме колониального стиля с решетчатыми окнами и грядками тюльпанов, о белом деревянном коттедже с зелеными ставнями и слуховыми окнами. На ее излияния он отвечал:
— Что ж, да-а… об этом стоит подумать. Не знаешь ли ты, куда я дел трубку?
Когда она настаивала, он старался увильнуть от прямого ответа:
— Не знаю. Кажется, те дома, о которых ты говоришь, устарели.
Постепенно выяснилось, что он мечтает о таком же доме, как у Сэма Кларка, о доме, точные подобия которого можно встретить на каждом шагу, на любой улице любого провинциального американского городка, — о скучном прямоугольном желтом сооружении, аккуратно обшитом дощечками в елочку, с широким крыльцом, ровненьким газоном и бетонными дорожками; о доме, похожем на ум торговца, который добросовестно голосует за партийный список, раз в месяц ходит в церковь и разъезжает в хорошем автомобиле.
Кенникот соглашался:
— Ну что ж, может быть, он будет не таким уж чертовски стильным, но… Во всяком случае, я вовсе не хочу, чтобы он был точно такой же, как у Сэма. Вероятно, я уберу с фасада эту нелепую вышку. И, пожалуй, красиво будет выкрасить его в нежный кремовый цвет. Этот желтый колер на доме Сэма ярковат. Затем есть еще другой тип домов, очень красивый и солидный, — с гонтовой крышей, приятного коричневого оттенка и с ровными стенами вместо этой обшивки в елочку. Я видел такие в Миннеаполисе. И ты здорово ошибаешься, если думаешь, что мне нравятся только такие дома, как у Кларков.
Дядя Уитьер и тетушка Бесси зашли раз вечером, когда Кэрол сонно отстаивала коттедж с розарием.
— Вы много лет занимались хозяйством, тетя, — обратился к ней Кенникот, — как вы думаете, что разумнее: построить простой приличный дом с хорошей плитой или заниматься всякими архитектурными финтифлюшками?.
