Как я удивилась во второй раз
Не успели мы с Джун и пары слов сказать друг другу про человека с аккордеоном, как миссис Атанаби сообщила, что пора «приниматься за работу». Все оставшееся от репетиции время – а оставалось всего полчаса – миссис Атанаби описывала нам танец, время от времени сверяясь с погодным приложением на своем телефоне. Мы почти не танцевали – только базовые шаги и немного расстановок на сцене.
– Мы как следует примемся за танец в следующий раз! – заверила нас миссис Атанаби. – Обещаю не опаздывать! Увидимся в пятницу! Одевайтесь теплее и будьте осторожны по дороге домой!
– До свидания, миссис Атанаби!
– Пока!
Как только она ушла, нас с Джун магнитом притянуло друг к другу, и мы заговорили одновременно.
– Поверить не могу, что ты знаешь, о ком я, – сказала я.
– Боже, храни Америку! – ответила она. – Ты знаешь, что с ним случилось?
– Нет! Я расспросила всех в округе…
– И я тоже! Никто не знает, куда он подевался.
– Будто исчез с лица земли!
– Кто исчез с лица земли? – Ксимена глядела на нас с любопытством. Видимо, по нашим визгам и болтовне можно было подумать, что только что произошло нечто из ряда вон выходящее.
Я все еще держалась от Ксимены подальше из-за того, что она мне сказала, поэтому дала ответить Джун.
– Тот старик, который играл на аккордеоне на углу Мэйн-стрит. Перед «Эй-энд-Пи» на Мур-авеню. Он всегда там сидел со своей собакой-поводырем! Уверена, ты его видела. Каждый раз, когда ему в футляр бросали деньги, он отвечал: «Боже, храни Америку!»
– Боже, храни Америку! – одновременно с Джун выпалила я.
– Ну вот, – продолжала Джун. – Он все время там сидел. А пару месяцев назад просто исчез.
– И никто не знает, куда он подевался! – добавила я. – Это самая настоящая тайна!
– Подождите, вы говорите о каком-то бездомном? – Лицо Ксимены искривила Саваннина фирменная гримаса.
– На самом деле я не знаю, бездомный Горди или нет, – пожала плечами Джун.
– Ты знаешь его имя? – поразилась я.
– Ну да, – невозмутимо ответила она. – Горди Джонсон.
– Откуда ты узнала?
– Не знаю. Папа всегда с ним разговаривал. Он был солдатом, а мой отец моряк, и он всегда говорил: «Джун, этот человек герой. Он служил своей стране». Мы иногда угощали его кофе с бубликом по дороге в школу. Мама отдала ему старую папину куртку.
– Подожди, оранжевая куртка «Канада Гус»?
– Да! – радостно подтвердила Джун.
– Я помню эту куртку! – Я схватила ее за руки.
– Боже мой, девочки, вы совсем с ума сошли, – засмеялась Ксимена. – Столько шума из-за бродяги в оранжевой куртке!
Мы с Джун переглянулись.
– Сложно объяснить, – сказала Джун. Я уверена, она тоже почувствовала связь между нами. Это был наш Большой взрыв.
– Подумать только, Джун! – Я сжала ее руку. – Может, мы могли бы его найти! Убедиться, что с ним все в порядке! Если ты знаешь, как его зовут, у нас, скорее всего, получится!
– Думаешь? – Ее глаза светились от счастья. – Я бы очень хотела!
– Стоп, стоп, стоп, – покачала головой Ксимена. – Вы серьезно? Хотите разыскать какого-то бомжа, которого едва знаете?
Она не могла поверить своим ушам.
– Да, – сказали мы хором, радостно глядя друг на друга.
– Который едва знает вас?
– Меня он узнает! – уверенно заявила Джун. – Особенно если я скажу, что я дочь сержанта Доусона.
– А тебя он узнает, Шарлотта? – Ксимена с сомнением прищурилась.
– Конечно нет! – выпалила я, просто чтоб остановить ее. – Он слепой, курица!
Как только я произнесла эти слова, все стихло. Даже обогреватель, грохотавший до этого момента в актовом зале, замолк. Как будто актовый зал хотел послушать эхо моих слов.
Он слепой, курица. Он слепой, курица. Он слепой, курица.
Еще одна словесная рвота. Как будто я специально добивалась ненависти Ксимены Ван!
Я ждала ответного саркастического удара – невидимой пощечины. Но вместо этого, к моему полному изумлению, она рассмеялась. Джун тоже расхохоталась.
