– Поверь мне, – с превосходством посмотрел на него Огнеяр. – Это я оценил в первую очередь! И позволю заметить, задолго до того, как она приблизилась к нам. – Выдержав небольшую паузу и посмотрев вслед уже знакомой эффектной даме, что еще маячила перед нашими взорами, он бросил: – Ух, я бы ее, конечно, да!
«Мальчишки выросли, – в очередной раз подумал я, наблюдая за ребятами. – Гормоны так и плещут, скоро через уши польются. Теперь они вместо хвастливых заявлений о количестве и качестве выученных заклинаний только о женщинах и говорят».
Подобные перемены начали появляться еще в прошлом году, когда весь наш курс стал очень быстро расти вверх и вширь, вместе с мышечной массой набирая взрывоопасные эмоции.
– Ну конечно, ты бы ее и ух, и ах, – тихо рассмеялся Песков. – Да только не по Сеньке шапка. Ты у нас всего лишь второй сын коменданта. Это неплохо, но и не настолько хорошо, как последний представитель и будущий глава «золотого» рода, а также весьма перспективный маг, владелец успешных компаний и герой Носирианской империи!
– Согласен! – тяжело вздохнул Годимир, признавая поражение, и хитро посмотрел на меня. – Нам, простым смертным, только и остается, что завидовать такому счастливчику, пользующемуся редкой популярностью у женщин. Захочет – сегодня белую выберет, а может, и темную. Завтра – с рыженькой с бала уйдет.
– Ага, а после горячей ночки под венец пойду, – иронично заметил я. – Это вам иногда можно позволить себе некоторые вольности с не очень щепетильными дамами. Девица потом сходит к целителю и легко восстановит свою невинность. Мне, к сожалению, по озвученным тобой причинам никто скидок делать не будет. Быстро придут возмущенные родственники и станут требовать взять в жены порченую даму. Поэтому я, пожалуй, буду более разборчив.
– Да успокойся, – отмахнулся Песков, со скепсисом посмотрев на меня. – Можно подумать, что мы в прошлом веке живем. Сейчас совсем другое время. А если действительно боишься описанного сценария, то обратись к раскрепощенным женщинам постарше. Выглядят они не хуже, а порой и лучше молодых. И мороки с ними намного меньше.
– А ты, значит, знаток подобных дам? – поддел я его, и мы с Годимиром дружно рассмеялись.
– Такое ощущение, что вам обоим нравятся прыщавые малолетки без груди, – поморщился парень, тщательно маскируя легкую обиду. – Хотя ту красотку сразу оценили.
– Ты злишься на малолеток потому, что Саша Григорьева дала отпор твоим притязаниям? – спросил тихо подошедший из-за спины Никола Таранов. – Слышал, она влепила тебе пощечину за попытку ее поцеловать.
– А ты все сплетни собираешь, Никола? – приподняв бровь, холодно уточнил Песков. – Григорьева без сомнения хороша. Это безусловно. Но поверь, если говорить о ней и вот той эффектной даме, я бы выбрал вторую. Определенно.
После того как между мной и Витовтом наступило полное взаимопонимание, деятельность Николы по дискредитации некого Ивана Морозова стала попросту никому не нужна, а иной раз и вредна для здоровья. Все хорошо запомнили мой акт самопожертвования и толстую стену льда, что защитила кадетов от штурма демонов. Никола, по правде говоря, и сам был под некоторым впечатлением от произошедшего, поэтому не только оставил попытки опорочить мое имя, но и начал активно набиваться в друзья-приятели. Ему повезло, что я незлопамятный и каких-либо серьезных претензий у меня к нему не осталось. Все же какой-то внутренний стержень в нем присутствует, да и саблю мою он очень вовремя приметил и при отражении штурмов показал себя отлично, однако держать такого ненадежного человека рядом с собой мне почему-то не хотелось. Вдруг кто-то снова поманит его сладкой морковкой, и он начнет стучать. Вероятность того, что этим кем-то может стать венценосная особа, очень даже велика.
Однако, дабы не нажить врага, который в будущем благодаря интригам явно попытается стать видной фигурой в стране, я честно разъяснил ему свою позицию. Заверил его, что мести с моей стороны за его прошлые проступки не будет, однако и приближать его к себе близко я не собираюсь.
Такой ход позволил мне не только решить вопрос с активностью Таранова, но и напомнил окружающим, что я ничего не забываю. Сделал мне неприятность, значит, когда-нибудь придется ответить.
