Первым на XVIII съезде партии затронул эту тему Д. З. Мануильский, сказав:
«Не спасет себя издыхающий капиталистический мир контрреволюционной войной против СССР, а лишь ускорит свою собственную гибель. Вооруженный отпор великого советского народа всколыхнет весь мир труда… Он развяжет во всем мире мощное движение антифашистских сил, ободренных огромной силой отпора советского народа фашизму. Он толкнет на борьбу народы, которые до сих пор уклонялись от схватки с фашизмом. Он повернет против фашизма получившие в руки оружие народы фашистских государств… Для советского народа, для трудящихся всего мира, для всего передового и прогрессивного человечества это будет самая справедливая священная война, какой не было в истории человечества, война, которая „обязательно развяжет целый ряд революционных узлов в тылу противников, разлагая и деморализуя ряды империализма“.
Последней цитатой из Сталина докладчик, видимо, хотел подчеркнуть «авторизованный» характер этих высказываний. Отвлекаясь от того, что мы 50 лет спустя видим глубокую ошибочность подобных надежд, можно сделать некоторую скидку на то, что Мануильский говорил от имени Коминтерна, как бы воплощая еще не изжитые «романтические» (так принято сейчас их называть) надежды на мировую революцию. Но вот речь на XVIII съезде Л. З. Мехлиса — начальника Главного Политического Управления РККА. Он завершил ее таким призывом:
«Не за горами, товарищи, то время, когда наша армия, интернациональная по господствующей в ней идеологии, в ответ на наглую вылазку врага поможет рабочим стран-агрессоров освободиться от ига фашизма, от ига капиталистического рабства и ликвидирует капиталистическое окружение, о котором говорил товарищ Сталин».
Стенограмма фиксирует: «Бурные аплодисменты». В самой же речи Л. Мехлис так определял «свое понимание» задач армии:
«1. Помнить о капиталистическом окружении и, как зеницу ока, беречь Рабоче-Крестьянскую Красную Армию от проникновения шпионов и диверсантов.
2. Всегда и везде держать порох сухим.
3. Держать не только порох сухим, но всегда располагать достаточным количеством смирительных рубах для сумасшедших, мечтающих о «крестовом походе» на Советский Союз.
4. Если вторая империалистическая война обернется своим острием против первого в мире социалистического государства, то перенести военные действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные обязанности и умножить число советских республик».
Как видно, задачу «умножить число советских республик» Мехлис понимал как некий минимум, в то время как максимум должен был выглядеть в виде полной ликвидации капиталистического окружения. В свою очередь член Военного Совета 2-й отдельной Краснознаменной армии Н. И. Бирюков в своей речи на XVIII съезде рисовал такую картину:
«И пусть не удивляются империалистические хищники на Востоке и Западе, если в час решительных боев с загнивающим капитализмом наши силы, силы пролетарской революции, вооруженные силы Советского Союза, на Востоке и Западе — везде будут встречены как силы освобождения человечества от капиталистического рабства и фашистского мракобесия. Тылы капиталистических армий будут гореть. Сотни тысяч и миллионы трудящихся поднимутся против своих поработителей. Капиталистический мир беременен социалистической революцией… Да здравствует грядущее торжество социалистической революции во всем мире!»
Остается лишь задать себе вопрос: с какой же целью Сталин «выпустил» на съезде таких ораторов, поручив им озвучить то, о чем он сам на этот раз предпочел не говорить? Ведь он в свое время, например в 1925 году, позволял себе аналогичные предсказания.
Ответ: подобные речи были частью запланированной и заранее рассчитанной линии, которая должна была имитировать силу и возможности Советского Союза и его вооруженных сил в той ситуации, когда они ими, увы, не располагали. Для «внутреннего употребления» она имела благодарного потребителя: те — тогда широчайшие! — массы советских людей, для которых идеал мировой социалистической революции не только сохранялся, но и был важнейшей внутренней мотивацией. Что же касается «употребления» внешнего, то Сталин мог тогда не бояться упреков в «агрессивности», ибо традиционная терминология Коминтерна в те времена была прекрасно известна лидерам Запада и едва ли принималась всерьез. Зато повторение «боевых лозунгов» было призвано создать впечатление — по крайней мере, у некоторых — того, что советское руководство, несмотря на события 1936-1937 года, чувствует себя в состоянии выполнять свои «интернациональные обязанности». (Сталин — мы узнаем об этом в апреле 1940-го и в мае 1941 года — не раз прибегал к таким «демонстрациям силы в условиях слабости»).
