Решает следующее: как долго мы можем выдержать такое положение? Россия в настоящее время не опасна. Она ослаблена многими внутренними событиями, а кроме того, у нас с ней договор. Однако договоры соблюдаются только до тех пор, пока они целесообразны. Мы сможем выступить против России только тогда, когда у нас будут свободны руки на Западе».
Были и другие — дополнительные — соображения в пользу удара против Запада. Так, Гитлер хотел обезопасить Рурскую область, свой главный арсенал:
«У нас есть одна ахиллесова пята — это Рурская область. От владения Руром зависит ход войны. Если Франция и Англия через Бельгию и Голландию нанесут удар по Рурской области, мы подвергнемся огромной опасности. Немецкое сопротивление придет к концу. На компромиссы надеяться нечего: победа или поражение. При этом речь идет не о судьбе национал-социалистической Германии, а о том, кто будет господствовать в Европе…»
Как видим, Гитлер все время возвращался к своей генеральной идее, идее господства в Европе. Во имя этой цели и была разработана операция «Гельб» — поход против Франции.
Эта операция началась в 5 часов 35 минут 10 мая 1940 года и развивалась необычайно быстрыми темпами, завершившись к 25 июня. Правда, разгромив Францию, Гитлер не торопился взяться за уничтожение Англии. Ему казалось, что после краха Франции Англия без промедления капитулирует и, более того, присоединится к германо-итальянскому блоку. Именно об этом он говорил 2 июня 1940 года, в разгар французской кампании, когда появился в штабе генерал-полковника фон Рундштедта в Шарлевиле, чтобы задним числом объяснить свой приказ об «остановке» немецких танковых войск перед Дюнкерком.
По поводу этого приказа до сих пор идет спор. Многие исследователи (в том числе и советские, например, большой знаток этого периода В. И. Дашичев) приводят весьма убедительные соображения в пользу того, что решение Гитлера в основном имело военные резоны, а политические расчеты играли второстепенную роль. Но разве последние можно сбрасывать со счетов? Так, генерал Йодль занес в свой дневник запись, что 20 мая Гитлер во время оперативного совещания заметил: «Англичане могут немедленно получить сепаратный мир, если отдадут колонии».
На следующий день представитель Риббентропа при генеральном штабе Хассо фон Этцдорф доложил Гальдеру: «Мы ищем контакт с Англией на базе раздела мира». Об этом же впоследствии вспоминал Кейтель: «После краха Франции он (Гитлер) надеялся на быстрое прекращение войны с Англией. И я знаю, что были предприняты соответствующие зондажи…».
Когда же 2 июня 1940 года Гитлер прибыл к Рундштедту (к которому питал особую симпатию), то он, не упоминая о своих зондажах, говорил о своих целях. По его словам, Англия должна была лишь признать гегемонию Германии на континенте и даже могла не возвращать колонии. Главное: «настало время разделаться с большевизмом». Это было первое упоминание о будущем плане «Барбаросса». Но не будем забегать вперед.
Глава семнадцатая.
Пятый раздел Польши
…Советскому дипломату Владимиру Потемкину приписывают вещие слова, сказанные после Мюнхенского соглашения 1938 года. Прощаясь с французским послом Кулондром, он сказал:
— Теперь дело может дойти и до четвертого раздела Польши…
Видимо, имея в виду многострадальную историю Польши, три раза подвергавшейся разделу между Россией, Пруссией и Австрией, советский дипломат предвидел, что после Чехословакии немецкая агрессия устремится против Польши. Он оказался прав: не прошло и года, как Гитлер 1 сентября 1939 года напал на Польшу.
Но до 1 сентября была еще одна дата: 23 августа. В этот день в Москве Молотовым и Риббентропом был подписан договор о ненападении между СССР и Германией, а к нему — секретный дополнительный протокол:
«Секретный дополнительный протокол
При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:
