Гиршуни - страница 33

— Эй, Аркадий, — бодро пропел я, обращаясь к его плешивой макушке, едва видной из-за огромного монитора. — Пиши жалобу в профком. Сколько нас в этой тошниловке травили, но такого, чтоб белену подавать… это уже слишком… извини, дружище, за проявленную бестактность… хотя, нужно заметить, что и ты тоже…

Макушка дернулась, и сбоку от монитора выплыло маково-алое ухо, огромное, как парус капитана Грея.

— Я попрошу тебя на будущее, — Гиршуни говорил тихо, но очень внятно, даже твердо, то есть абсолютно несвойственно своей обычной манере. — Я попрошу тебя впредь поднимать в разговоре со мной только и исключительно профессиональные вопросы, связанные с работой. Только и исключительно. Я понятно выражаюсь?

— Понятно, — отвечал я с фальшивым недоумением.

Парус качнулся и уплыл обратно за монитор. Теперь можно было перевести дух и подбить бабки, чем я немедленно и занялся. Итак, старшая дочка Гиршуни действительно находилась на тот момент в армии, причем, видимо, в боевых частях. А если и не в боевых, то уж во всяком случае не в джобной теплице типа тель-авивской Кирии, а где-то в глубинке, на территориях, где постреливают — в точности как и блоговская Антиопа. Далее, скорее всего, ее звали именно Анна — а иначе как объяснить столь бурную реакцию ушастого суслика на мой совершенно невинный вопрос? Анна… Антиопа… наверняка неспроста у этих имен одинаковый первый слог! В общем, сомнений не оставалось.

В качестве своего юзерпика гиршунина дочь выбрала рыжую бабочку. Почему? Не только ведь из-за цвета? Интернетовский поиск принес быстрый ответ: бабочку звали не как-нибудь, а Антиопа. И, что особенно интересно, то же самое имя носила царица амазонок. Таким образом, все сходилось: и первые буквы имени, и рыжий цвет, и намек на воинственный характер ее нынешнего занятия. Никогда мною не виденная Анна Гиршуни и блоговская Антиопа — одно и то же лицо! Можно было считать это совершенно доказанным.

Ну что им всем от меня надобно? Зачем? Почему им не хватает того, что я и так весь на виду, весь на морозе, открытый всем ветрам, ухмылкам и взглядам… отчего им непременно требуется еще и вывернуть меня наизнанку, как чемодан, — так, чтобы не осталось ничего, ничего не досмотренного, не перещупанного, не измятого толстыми пальцами проклятых жирноволосых таможенников — какая гадость! — почешут в сальной, пересыпанной перхотью голове и снова — назад, в чемодан, в меня: щупать, дергать, мацать, перебирать мои трусы, носки и фотографии, мою душу, сердце и селезенку… ну что, что вы рассчитываете там обнаружить?.. что, чего не было бы в любом другом чемодане? — неужели же моя сердечная мышца чем-то отличается от прочих?.. нет ведь, правда? — разве что много горше на вкус, а может, и этого нет, может, все они горьки в одинаковой степени; откусишь и сморщишься: что за пакость это человеческое сердце, сплошная горечь, горечь, горечь, и зачем только его так любят вытаскивать на свет Божий, на свет таможенных ламп, вываливать вместе с другими внутренностями на исцарапанный пластик досмотрового стола, брать в руки, сжимать, чтобы капало, откладывать на время в сторону, брать снова, задавать издевательский вопрос, ронять по небрежности или намеренно, самодовольно ухмыляться, глядя, как перекрученный болью обладатель лезет за ним под стол — подбирать сердце с заплеванного пола, отряхивать от пыли, крошек и семечной шелухи… куда?.. куда понес?!. ишь ты… давай-ка его сюда, назад, на стол, за ушко да на солнышко, мы с тобой еще не разобрались, понял?.. ты понял, сволочь?!. мы с тобой еще только начали!.. начали разбираться, понял?.. а разбираться — это от слова «разбирать»: ты ведь весь такой сборно-разборный, понял, а в настоящий момент даже более разборный, чем сборный, уж не обижайтесь, гражданин, должность у нас такая — разобрать, а соберут другие, если соберутся, ха-ха… как это сердце неразборное? — еще как, мариванна, вот, гляди, клапан, а вот второй… кстати, зачем тебе два, а?.. контрабанду везешь, сволочь?.. что значит «у всех два»?.. ты на других-то не кивай, ты за себя умей отвечать, понял, сволочь?.. почему «сволочь»? — да потому что тебя сюда сволокли, в эту таможню, на этот стол, под эти лампы, на этот свет Божий, потому и сволочь, а кто же еще?