Владимир Викентьевич встретился мне около библиотеки и стоял так, что притвориться, что я его не вижу, и пройти мимо не оказалось ни малейшей возможности. Целитель явно был расстроен, чего не скрывал.
— Елизавета Дмитриевна, не с вашими учебными успехами гулять допоздна, — укорил он.
Значит, тоже был в курсе, кто меня провожал.
— Мы с Оленькой у неё занимались, — отрапортовала я, чуть покривив душой. В конце концов, математику мы действительно сделали.
— Лиза, вы проводите слишком много времени с этой семьёй.
— Не вы ли говорили, что Оленька — моя подруга? С кем мне проводить время, как не с подругой?
— С учебниками, Елизавета Дмитриевна, с учебниками. С подругами, к коим, между прочим, никак не может относиться офицер, с которым вы пришли, вы сможете проводить время не раньше, чем выправите ситуацию с учёбой. Кроме того, наши с вами занятия тоже страдают. Вас сегодня не было весь день. Я очень пожалел, что дал вам ключи.
— Ой, Владимир Викентьевич, вы же не знаете, — спохватилась я. — Квартиру ограбили. Там все разнесли. Мы сегодня весь день провели с полицией.
— Ограбили? Что именно взяли? — насторожился Владимир Викентьевич, бросив внимательный взгляд на шкатулку в моих руках.
— Я точно не знаю. Служанка говорит: все ценности на месте. Но никаких записей не осталось, совсем никаких. Оленька сказала, мама вела книгу расходов, но и та пропала, как все остальные бумаги. А документы остались.
Я раскрыла шкатулку и показала целителю оставшиеся документы. Было их не слишком много, наверное, поэтому Владимир Викентьевич не особо заинтересовался. Довольно небрежно пересмотрел и положил назад.
— Елизавета Дмитриевна, я даю вам пятнадцать минут на то, чтобы привести себя в порядок и подготовиться к занятиям. Мы и без того непозволительно затянули. Жду вас в библиотеке.
И он заторопился. Но не в библиотеку, где собирался ждать меня через пятнадцать минут, а наверняка сообщать о трагическом происшествии княгине, которая из клана меня выгнала, но тем не менее всё равно желала быть в курсе моей судьбы.
Гризельду Францевну Беккер за глаза называли Грызельдой, как меня просветила Оленька прямо перед уроком. И не только из-за подходящего имени. Резцы у неё заметно выступали, словно она принадлежала к клану крыс или других мелких грызунов. Фамилия у неё была не звериная, даже в переводе с немецкого, а поэтому если и принадлежала, то не оборачивалась, и такие замечательные зубы пропадали втуне. Говорила она по-русски правильно, но с акцентом, как мне показалось, нарочитым. Наверняка чтобы никто не усомнился в её профессиональной пригодности. Впрочем, русский она почти не использовала, предпочитала медленно и важно цедить слова на немецком. Медленно — чтобы мы все понимали, поскольку, как я успела заметить, отнюдь не все в классе знали язык даже на минимальном уровне. Важно — чтобы мы проникались величием преподаваемого предмета.
— Сегодня вы пишете короткое сочинение на тему «Осень в городе», — сразу после того, как мы уселись за парты, заявила она. — Да, фройляйн Аничкова, спрашивайте.
— Но мы же учили стихотворение, — с явным страданием в голосе сказала одноклассница, тянувшая перед этим руку с усердием младшеклассницы, которой недавно объяснили, как правильно задавать вопрос учителю.
Расстроена была не только она, но и почти весь класс: часть, выучившая стихотворение, рассчитывала его сегодня же сдать, пока не выветрилось из головы, заместившись чем-то другим, а часть, не выучившая оного, рассчитывала выучить прямо на уроке или рассказать с подсказками подруг, а не писать сочинение, перспектива получения положительных оценок по которому была не слишком высока. Я относилась к первым, поскольку предпочла поспать меньше, но стихотворение выучить. Плетение Шитова помогало в учёбе, но оно совершенно не помогало растягивать время, которого вчера Владимир Викентьевич мне почти не оставил на подготовку к занятиям. От упражнений по контролю магии он перешёл к несложным плетениям и гонял меня так, что, когда я вернулась в свою комнату, единственным желанием было упасть на кровать и тут же уснуть. Но увы, такой роскоши я себе позволить не могла, пришлось засесть за домашку, чтобы сегодня не иметь неприятностей.