— Неужели ты его видишь? Не волнуйся, это неопасно. Только чтобы помешать Звягинцеву подслушать наш разговор.
— Владимир Викентьевич и без того не опустился бы до подслушивания.
— Лизанька, твою наивность извиняет только юный возраст. Имей в виду, Ольга Станиславовна никогда не доверяла Звягинцеву.
— Мне сейчас можно говорить всё что угодно, правда, Юрий? — усмехнулась я. — Но знаете, похоже, после покушения у меня не только пропала память, но и уши уменьшились.
— Уши? — Он удивлённо меня оглядел. — Лизанька, они в точности такие же, как и раньше: маленькие, аккуратные и очень красивые.
— А я уверена, что уменьшились. Теперь на них помещается намного меньше лапши.
— Какой лапши?
— Которую вы мне старательно навешиваете, Юрий.
Я притворилась, что что-то сбрасываю с ушей. Что-то, чего там скопилось уже очень много.
— А знаешь, Лизанька, такой ты мне нравишься больше, — неожиданно сказал он. — Только учти, что у Звягинцева опыта, как ты изящно выразилась, по развешиванию лапши на ушах куда больше. Не стоит ему доверять. Можешь пока не доверять даже мне, но прошу: внимательно отнесись к мои словам. Звягинцев держит сторону Фаины Алексеевны, а она по определению — не твоя. Не говори ему лишнего.
— Спасибо за предупреждение, Юрий, но, боюсь, я понятия не имею, что лишнее, а что — нет. Убирайте купол.
Я не знала, насколько опасно проходить через призрачное мерцание, а то бы уже непременно ушла.
— Я надеюсь, наш разговор не станет достоянием третьих лиц. Это в твоих интересах, но поскольку ты ничего не помнишь, считаю своим долгом попросить. — Купол пропал, и опять я не заметила никакого свечения на руках Юрия, одна из которых, впрочем, ненавязчиво опустилась в карман. Значит, всё-таки устройство. — Возможно, Лизанька, что у тебя остались вещи, принадлежащие клану Рысьевых. Их следует вернуть, а то Фаина Алексеевна расстроится, а расстроенная Фаина Алексеевна — зрелище малоприятное, это и Владимир Викентьевич подтвердит.
— В сыскной полиции сказали, что преступники забрали все артефакты, — неожиданно сказал целитель. Надо же, а я и не заметила, когда он вошёл… — Так что вряд ли у Елизаветы Дмитриевны есть вещи клана.
— Я просто предупредил, — лениво улыбнулся Юрий. — Я не призываю возвращать нам всё.
Они обменялись неприязненными взглядами, и я сразу вспомнила, что мамин начальник говорил про Юрия, что он — оппозиция княгине. А Владимир Викентьевич, значит, в её команде? Интересное дело, почему он тогда пошёл против официальной позиции клана и приютил меня? И почему сейчас не выставляет из дома того, кого явно считает противником?
Появление Хомяковых прервало мои размышления. Действительно, попробуй тут размышлять, когда у тебя на шее повисает Оленька Хомякова и орошает слезами всё, что только может закапать. Я опять испытала чувство вины из-за того, что не нахожу в себе ни малейших признаков горя из-за смерти мамы, в то время как моя подруга не только помнила, но и по-настоящему скорбела о её смерти. «Боги мои, как жалко Ольгу Станиславовну, — всхлипывала Оленька мне прямо в ухо. — Что же такое, почему столько несчастий на одну вашу семью?»
Николай остановился, не дойдя немного до меня, но смотрел на Юрия, неприязненно так смотрел. Впрочем, тот отнёсся к пришедшему не с большей симпатией.
— Подпоручик Хомяков, не кажется ли вам, что сейчас неподходящее время для визитов? — высокомерно протянул Юрий.
— Моя сестра — близкая подруга Лизы, и она не могла не поддержать её в такой тяжёлый день, поручик Рысьин, — фамилию Николай выговорил с явной брезгливостью. — И вы совершенно правы, сейчас не время для праздных визитов, поэтому я не понимаю, что вы здесь делаете.
«Вы» он выделил голосом настолько выразительно, что местоимение показалось грубым оскорблением. И не только мне. Владимир Викентьевич нахмурился, Юрий нехорошо сощурился и прошипел:
— Если вы запамятовали, я Лизин родственник.
— Если вы запамятовали, то Лиза больше не принадлежит к клану Рысьиных.
— С этим решением согласны не все, подпоручик Хомяков. — В этот раз уже Юрий выдавил «Хомяков» так, словно уже сама фамилия была грязным ругательством. — Более того Лиза всё равно остаётся моей родственницей.
