— Так, значит, это не кузнец отравил людей в Посёлке, — сделала вывод Милева, привскакивая со стула.
— Каких людей? — спросил Марко.
— Кажется, я всё понял, — проговорил Миралем, потирая лоб, — тот северянин хвастался перед своей смертью, что подставил кого-то.
— Нужно рассказать вашему дяде или старосте, — решила мать сорванцов.
Пока мальчики и Милева собирались идти к ратуше, мимо их дома проходил высокий мужчина. В большом кулаке он сжимал бутылку вина, его ходьба напоминала шатающегося, полусонного медведя. Он остановился, сделал глубокий глоток и вновь поковылял дальше. Его заметили жители поселения, начали кричать и указывать на него пальцами. Люди наконец-то нашли своего кузнеца, точнее Гурап Дикий сам объявился. Он в недоумении, не понимая, что творится вокруг, помахал обступившим его односельчанам огромной ладонью. Пьяная улыбка не сходила с лица талантливого ремесленника. Перед кузнецом выросли два стража, они быстро скрутили его, пьяница находился не в том состоянии, чтобы серьёзно сопротивляться. Не прошло и десяти минут, как Гурап появился в объятиях солдат перед ратушей на площади. Мужики, искавшие его весь день, крепко связали кузнецу руки и усадили на большую бочку. Они затянули пленнику петлю на шеи, чтобы не попытался сбежать, конец бечевки закрепили на деревянной крыше здания.
Вскоре из ратуши вышел староста, он попросил северян найти Арбона с командором, как можно быстрее. Рыжие с грозным видом требовали решения от Иронима, который ждал, по их мнению, непонятно каких вестей. Для них вина Гурапа являлась очевидной. Поимка пьяного кузнеца успокоила на время эмоциональных жителей Крайнего и обозлённых северян, начавших воинственно разбираться между собой. Уже посыпались первые угрозы и проклятия, которые могли привести к обоюдной поножовщине некогда мирных соседей.
Понемногу к Гурапу Дикому начало возвращаться ощущение реальности. Пьяным взором он смотрел на людей, которые столпились вокруг него. Прибежала молодая жена кузнеца, что-то кричала, пыталась пробиться сквозь скопление народа к нему, но её не пускали. Она думала, что настал последний день для мужа, ведь смерть северян ему бы не простили никогда.
В течение часа всё больше и больше людей прибывало на площадь, все хотели посмотреть на человека, который оставил черное пятно на репутации их народа.
Милева привела с собой сыновей на площадь. Миралем и Марко смотрели, как люди поносили кузнеца, кидая в него яблоки и небольшие камни. Милева отправилась в ратушу, но к старосте её не пустили, как она не пыталась объяснить неотложность дела.
Уже два раза сдерживали рыжие своего соплеменника от попыток добраться до Гурапа. Его брат погиб от отравы несколько часов назад, северянину хотелось пролить кровь виновного в этом.
— Нам нужно сказать, — дёрнул брата Миралем, — они могут убить его до суда.
— Да, но станут ли они слушать детей? — рассудительно заметил Марко. — Мы скажем тому, кто услышит нас. Не переживай, братец, за этого несчастного, эти подбадривания толпы ему сейчас не помешают, чтобы отрезвиться.
Из ратуши вышел Ироним. Знаком он попросил тишины.
— Мы готовы судить сегодня Гурапа Дикого за отравление шести северян. За предательство мирного договора между нашими народами. За убийства, которые нельзя простить. Готов ли ты к суду? — спросил староста, обращаясь к связанному кузнецу.
— Готов, если я совершил эти преступления, то отвечу за свои поступки, как подобает мужчине, — пробасил отрезвевший Гурап, повесив голову.
— Признаешься ли ты в отравлении колодцев наших соседей?
— Нет! — воскликнул кузнец. — Никогда у меня в мыслях не было зло сделать северянам, друг мой лучший Ивар подтвердит.
— Не подтвердит! — злобно произнёс Арбон въезжая на площадь. — Мёртвый лежит Ивар с твоим же ножом в шее.
— Как!? — Гурап замотал головой. — Я же не мог…
За Арбоном въехали остальные северяне и Тархон. Жена кузнеца рыдала, её обхватила за плечи сострадающая Милева. Она прижала юную Джун к себе, пытаясь вывести её из толпы, как можно дальше от этого ужаса.
— Ты убийца! — вскричал предводитель северян, доставая клинок.
