Собратья по перу слушали пленку молча, но было ясно, что не Таху адресуются их снисходительные улыбки.
— Ну, доложу я вам, это экземпляр, — рассказывал последний пострадавший. — Поди его пойми! Никогда не знаешь, как он отреагирует. Иной раз такое впечатление, что с ним можно не церемониться, он вполне благодушен, и, кажется, ему даже нравятся вопросы с подковыркой. А потом вдруг ни с того ни с сего лезет в бутылку из-за пустяка и выставляет тебя за дверь, если на свою голову сделаешь ему самое безобидное замечание, причем по делу.
— Гении не терпят замечаний, — возразил один из коллег так заносчиво, словно сам был Тахом.
— И что же? Он мне плевал в лицо, а я должен был утереться?
— В идеале ты не должен был нарываться.
— Легко сказать! Да он изначально готов оплевать весь мир!
— Бедный Тах! Бедный титан в изгнании!
— Бедный Тах? Ну знаете! Бедные мы — это да!
— Неужели ты не понимаешь, до чего мы все его раздражаем?
— Как же, сам убедился. Но работа есть работа, кто-то должен ее делать, правда?
— Зачем? — поддел ехидный собрат, полагая, что это умно сказано.
— А зачем ты вообще стал журналистом, балда?
— Потому что Претекстатом Тахом мне не быть.
— А тебе бы хотелось быть жирным евнухом-графоманом?
Да, ему бы хотелось, и не ему одному. Так уж устроен род людской, что даже самые здравомыслящие его представители готовы бросить все — свою молодость, здоровье, любовь, друзей, личное счастье и еще многое другое — на алтарь иллюзии под названием вечность.
* * *
— Ну что, война началась?
— Э-э… да, сегодня первые ракеты уже…
— Это хорошо.
— В самом деле?
— Терпеть не могу, когда молодежь бездельничает. Итак, сегодня, семнадцатого января, мальчуганы смогут наконец заняться интересным делом.
— Если можно так выразиться.
— А что, вам бы это не было интересно?
— Честно говоря, нет.
— По-вашему, интереснее преследовать с магнитофоном наперевес жирных и немощных стариков?
— Преследовать? Но мы вас вовсе не преследуем, вы сами дали нам согласие на интервью.
— И не думал! Это все проделки Гравелена, черт бы его взял!
— Полноте, господин Тах, вы были вольны сказать вашему секретарю «нет» — этот человек искренне предан вам и уважает ваши желания.
— Не порите чепухи. Он измывается надо мной и никогда не спрашивает моего согласия. Вот медсестра, например, — тоже его затея!
— Ну-ну, господин Тах, успокойтесь. Вернемся к нашей беседе. Как вы объясните оглушительный успех ваших…
— Хотите стаканчик «Александра»?
— Нет, спасибо. Так вот, оглушительный успех ваших…
— Подождите, я смешаю себе.
Алхимическая пауза.
— Из-за этой новенькой войны мне безумно хочется «Александра». Этот напиток надо вкушать с благоговением.
— Понятно. Господин Тах, как вы объясните оглушительный успех ваших книг во всем мире?
— Никак.
— Но все-таки, вы же наверняка об этом задумывались, у вас должен быть какой-то ответ.
— Нет.
— Нет? Вы разошлись миллионными тиражами от Парижа до самого Китая, и это не навело вас на размышления?
— Оружейные заводы продают по всему миру тысячи ракет ежедневно, и это никого не наводит на размышления.
— Это разные вещи.
— Вы находите? А между тем параллели очевидны. Вот, например, говорят «гонка вооружений», с тем же успехом можно было бы сказать «гонка литератур». Тоже силовой довод, не хуже любого другого: каждый народ бряцает своим писателем — или писателями — как оружием. Рано или поздно мной тоже будут бряцать, начистив до блеска мою Нобелевскую премию.
— Если вы это имеете в виду, я согласен. Но литература, слава богу, не так опасна.
— Только не моя. Мои книги куда опаснее войны.
— Вам не кажется, что вы себе льстите?
— Сам себя не похвалю — никто не похвалит, ведь я единственный читатель, способный меня понять. Да, мои книги опаснее войны, потому что от них хочется сдохнуть, а от войны, наоборот, хочется жить. По идее, почитав меня, люди должны кончать жизнь самоубийством.
— Как же вы объясните, почему они этого не делают?
— Это как раз я объясню, и очень просто: потому что никто меня не читает. В сущности, это может быть и объяснением моего сногсшибательного успеха: я так знаменит по одной простой причине — никто не читает моих книг.