Хэка положила ноги госпожи к себе на колени и нежно поглаживала их.
— Хэка! — воскликнула Нилуфар. — Значит, я глупа?
— Нет, — ответила Хэка. — Просто вы были разгневаны. Помните, поэт даже не встал при встрече с вами. Для него богатство не имеет никакой цены.
— Манибандх бросил меня навсегда, — глубоко вздохнув, сказала Нилуфар. Ее голос задрожал от слез.
— Неужели все потеряно? — воскликнула Хэка.
— Да, Хэка! Ты видишь, Манибандх задумал погубить и меня и поэта, разве теперь я могу здесь остаться?!
В глазах ее блеснули слезы бессилия и отчаяния.
Но нет она не желает сдаваться! Недаром в жилах ее течет египетская кровь. Сжав кулаки, она резко поднялась и встала с постели.
— Я не допущу этого! Не позволю так поступать со мной! Сегодняшняя ночь будет самой страшной ночью в моей жизни.
— Что вы задумали, госпожа? — испуганно спросила Хэка.
— Молчи! Этой танцовщице сегодня не удастся осуществить свое намерение.
Она умолкла. Потом продолжала:
— Озирис дал мне лишь одно оружие, чтобы завоевать счастье в этом мире — молодость и красоту. И я никому не уступлю, пока владею этим даром! Когда я потеряю его, мне незачем жить… Иди! — обратилась она к Хэке. — Когда начнет смеркаться, разбудишь меня! Я очень устала и хочу спать. Если кто-нибудь захочет сюда войти, предупреди меня!..
Когда Хэка ушла, Нилуфар обнажила меч и спрятала его под подушку. В кушак она засунула коготь тигра. Лишь после этого лениво растянулась на постели, но заснуть так и не могла.
Уже стали надвигаться серые тени сумерек, когда Манибандх вернулся от Амен-Ра. Стража была занята сменой постов, и никто не заметил его прихода. Он тихонько прошел в свою комнату, снял диадему. Хлопнул в ладоши. Но никто не явился, не было даже чернокожего Апапа.
Дрожа от ярости, Манибандх вышел из комнаты и прислушался. Где-то во дворе слышались голоса. Свет вечерней зари еще не угас, и ламп не зажигали. Остановившись за колонной, Манибандх услышал резкий голос Апапа:
— Если ты еще раз посмеешь тронуть Хэку, пришлепну тебя, как муху!
Насмешливый голос управителя ответил:
— Пошел, пошел! Что-то рабы начали поднимать головы. С каких это пор рабыни обязаны соблюдать обет супружеской верности? Ваша пища — объедки с хозяйского стола!
Манибандх быстро подошел к ним. Как само воплощение ужасной смерти возник он перед Апапом. Неукротимая, почти звериная сила раба сникла мгновенно, словно он глубоко раскаялся в своей дерзости. Хэка была полумертва от страха. Управитель застыл на месте, лишь голова его бессильно опустилась и болталась, как собачий язык.
— Ты, раб, смеешь дерзить? — гневно закричал купец. — Акшай!
— Да, высокочтимый! — сказал, управитель, шагнув вперед.
— Видишь, как обнаглели рабы? Граждане Мохенджо-Даро равны между собой, вот и рабы решили с ними сравняться! Мы создали эту республику на своей крови и плоти! Мы не желаем унижать свою страну, признав египетских рабов полноправными гражданами Мохенджо-Даро. Акшай! Отныне Хэка принадлежит тебе. Скажи Апапу, чтобы он убирался!
Апап, понурив голову, вышел. Манибандх бросил взгляд на Хэку, та словно окаменела от страха и унижения. Он усмехнулся и направился в покои. Акшай тут же схватил Хэку за руку, утащил на кухню и закрыл изнутри дверь. Никаких звуков не слышалось оттуда, будто Хэка и не сопротивлялась…
Войдя в комнату, Манибандх увидел Вени, задумчиво смотрящую перед собой. Он подошел к высокому ложу из белого камня и сел. Вени подняла на него глаза.
— Я вся истомилась в ожидании. Где ты был так долго? — с улыбкой спросила она.
— Ты пойдешь туда, красавица? — ответил купец вопросом.
— Куда?
Манибандх вздрогнул.
— Ты уже забыла, красавица, что хотела встретиться с поэтом?
— Ты видел его?
Вени не посмела назвать Виллибхиттура по имени.
— Видел, красавица! Когда я напомнил о тебе, он только рассмеялся.
— Рассмеялся? — воскликнула Вени, побледнев.
— Я едва уговорил его встретиться с тобой. Он совсем к тебе равнодушен.
Жажда мести вспыхнула в Вени с новой силой. Она принялась одеваться.
— Почему ты не наденешь свой лучший наряд?
— Лучший наряд? — удивилась Вени. — Зачем? Для чего он в такую ночь?
