— Да, — Тадеуш внимательно озирался вокруг. — Насколько помню, тот сарайчик должен был быть где-то в конце сада. Может, вон там? — кивнул в сторону деревьев, среди которых что-то темнело. — Пошли!
Двинулись поперечной тропинкой, и через какую-то минуту Галина заметила низкую, обвитую плющом дверь небольшого деревянного сарая.
— Только бы не была заперта, — шепнул Тадеуш и нажал на защелку. Дверь со скрипом приоткрылась.
Там было чисто убрано. На полках стояли горшки для цветов, а под ними размещены разнообразные садовые орудия. В углу выделялись две большие лейки и свернутый новый резиновый шланг. Под противоположной стеной в свете фонаря блеснул верстак.
— Видишь? — вполголоса сказал Мрочек.
У стены лежали аккуратным стопками кирпичи.
— П. М. 1967 … — прочитал, нагнувшись. — Новые! Дядя, видимо, совсем недавно купил их… А вот и цемент и песок. И даже мастерок есть. Все в порядке…
Через несколько минут они были уже снова в кабинете. Мрочек снял ковер со стены.
— Вот только сейчас пришло мне в голову, что до сих пор не знаем, мужчина это или женщина. Стань вот здесь и посвети мне. Так, хорошо.
Он склонился над нишей.
— Мужчина, — сказал молодой врач. — Видишь эти кости? Нельзя утверждать категорично, но, видимо, ему было лет за тридцать, может, чуть меньше, а может, и больше.
Голос его звучал спокойно, размеренно, как будто Мрочек сидел на академической скамье и сдавал экзамен профессору медицины.
— Теперь сюда посвети…
Галина глубоко вдохнула, закрыла на мгновение глаза, но сразу же их открыла. Тадеуш держал в руке череп, внимательно осматривая его со всех сторон.
— Тут ничего… здесь также… Никаких следов ранения. Лоб высокий, а зубы… Три золотые коронки спереди. А этот, кажется, запломбированный. Попробуй осмотреть, если не боишься.
— Я должна взять его в руки? — дрожащим голосом переспросила.
— Ну, если не хочешь, положим на стол.
Он осторожно положил череп на письменный стол и направил свет в глазницы, чтобы Галине было все видно.
— Да… — голос ее не переставал дрожать. — Видно, заботился о своих зубах. Две пломбы вовремя поставленные.
— Что бы ты сказала о них?
— Немного. Начали уже крошиться. Не очень качественный материал. Он умер несколько лет назад, Тадек. Я не разбираюсь в судебной медицине, но как стоматолог могу сказать, что пломбы выкрошиться в таких условиях быстро не могут, даже если бы они были и из плохого материала.
— Ясно. Я тоже так подумал. Без лабораторного анализа трудно определить все точно, но, по грубым расчетам, смерть наступила лет пятнадцать — двадцать назад. Многое зависит от влажности воздуха, от того, насколько хорошо была заштукатурена стена, и так далее… Ты больше ничего не можешь сказать о его зубах?
— Нет. Если взять одну из этих пломб, может, потом и смогла бы сказать что-то, рассмотрев ее под микроскопом и сделав химический анализ. Во время оккупации немцы употребляли совсем другой цемент для пломбирования, суррогат. Это я знаю, потому что несколько похожих старых пломб мне пришлось вынуть.
— Хорошо. Возьмем одну. Может, что и узнаем.
Он взял череп, отнес его в нишу и положил в прежнее положение. Затем, подсвечивая себе, принялся старательно, кость с костью, осматривать скелет. Вдруг выпрямился.
— Смотри! Пуля! Вот, посреди третьего левого ребра торчит. Видишь? Значит, стреляли в спину… Вероятно, от нее и умер. Минуточку, сейчас ее вытащу.
Через секунду на его ладони оказался маленький овальный предмет, покрытый ржавчиной. Тадеуш положил его на стол и дальше продолжал осмотр. Но, если покойник и был окружен тайной, то ни одного ключа к ней при обследовании скелета не удалось обнаружить.
— Можешь поставить фонарь на стол… — сказал шепотом, закончив свою работу и вытирая пот со лба. — Больше ничего не узнаем. Можем сказать лишь, что это был мужчина средних лет, высокого роста и что он был ранен в левое плечо из огнестрельного оружия. Пуля прошла слишком низко и возможно попала в сердце. Это произошло больше полутора десятков лет назад, может, и двадцати… Дай-ка мне клочок бумаги, вон там лежит, на столе. Заверну пулю, пломбу и этот высушенный стебелек. Его нужно положить отдельно. Вдруг кто и сможет установить, как давно тот цветок сорван? Впрочем, цветы могли быть положены и позже, не обязательно в день смерти… Ладно, заканчиваем со всем этим.
