Гибель красных моисеев. Начало террора, 1918 год - страница 167
заполняет сейчас душу мою, они бы блаженствовали, а не проливали слезы. В этой жизни, где так трудно к чему-нибудь привязаться по-настоящему, на всю глубину, — есть одно, к чему стоит стремиться, — сияние от божественного. Оно не дается даром никому, — но в каких страданиях мечется душа, возжаждавшая Бога, и на какие только муки не способна она, чтобы утолить эту жажду!
И теперь все — за мною, все — позади, тоска, гнет, скитания, неустроенность. Господь, как нежданный подарок, послал мне силы на подвиг, подвиг совершен — и в душе моей сияет неугасимая божественная лампада…
Большего я от жизни не хотел, к большему я не стремился.
Все мои прежние земные привязанности и мимолетные радости кажутся мне ребячеством — и даже настоящее горе моих близких, их отчаяние, их безутешное страдание — тонет для меня в сиянии божественного света, разлитом во мне и вокруг меня». (Подчеркнуто и выделено нами. — Н.К.)>{290}.
О побочных мотивах убийства Леонидом Иоакимовичем Каннегисером Моисея Соломоновича Урицкого мы еще будем говорить, сейчас же, на основании только что процитированного «завещания», выскажем предположение, что Каннегисер остановил свой выбор на кандидатуре Моисея Соломоновича, руководствуясь прежде всего требованиями драматургического жанра.
Действительно…
Трудно было найти в Петрограде более омерзительное существо, чем всесильный шеф Петроградской ЧК. И никто другой не способен был так эффектно оттенить благородство и красоту душевных помыслов террориста… Если прибавить к этому исключительную трудность и опасность замысла, то достигается идеальная жанровая чистота.
Прекрасный, отважный юноша-поэт и уродливый мерзавец, запугавший своими расправами весь город…
Эстетика против антиэстетики…
Это ли не апофеоз терроризма?
И неземным гулом судьбы наполнялись хотя и красивые, но, в общем-то, ученические стихи:
Но, разумеется, подобная версия не могла устроить ни чекистов, ни Каннегисеров. И чекисты, и родные Леонида искали другой, более приемлемый мотив и не могли найти…
2
Хотя Каннегисер и утверждал, что убийство Урицкого совершено им «по собственному побуждению», но продумано и спланировано оно было так тщательно, будто его готовила целая организация.
Изумляет и хладнокровие Леонида.
Он не собирался попадать в руки чекистов. В ходе следствия удалось выяснить, что вечером Каннегисер должен был отправиться в Одессу на поезде, место на котором выхлопотал ему отец.
Выяснилась и другая любопытная деталь.
Именно в тот момент, когда Леонид мчался на велосипеде по Миллионной улице, навстречу двигался вооруженный браунингом Юлий Иосифович Лепа, бухгалтер из отцовской конторы>{291}.
Другая сотрудница — секретарша Иоакима Самуиловича Каннегисера — Гальдергарда Иоанновна Раудлер тоже почему-то именно в это время появилась возле Певческого моста>{292}.
Разумеется, это может быть и совпадением, но, как принято у работников спецслужб и террористов, совпадения больше двух совпадениями уже не считаются.
Впрочем, для самого Леонида это было уже не важно, поскольку оторваться от погони ему, несмотря на все хладнокровие, так и не удалось…
«Часов в одиннадцать раздалась команда: “Караул, в ружье!”, что мы тотчас же исполнили и увидели, что лежит труп тов. Урицкого…
Мы сейчас же сели в поданный автомобиль и поехали догонять убийцу. Доехали до набережной, где наша машина почему-то встала…
Мы тотчас же выскочили и побежали цепком по Миллионной улице… Когда я стал в его стрелять из винтовки, то убийца свернул в ворота дома 17 по Миллионной и после, соскочив с велосипеда, бросил его у ворот, а сам побежал по лестнице наверх»>{293} …
Это показания Викентия Францевича Сингайло, охранника, которому принадлежит сомнительная честь задержания Каннегисера.
До запланированного места Леонид просто не успел доехать…
Как свидетельствовал Алексей Викторович Андрушкевич из 3-го Псковского полка: «Солдат дал выстрел по велосипедисту. Велосипедист свалился с велосипеда, захромал и бросился во двор»
