— Царь повесит нас, если мы нарушим его волю, — говорили они.
Князь не настаивал, но приказал дать сигнал на остров, чтобы оттуда выслали плот, а пока попросил угостить его отряд свежей рыбой.
Рыбаки сейчас же развели на прибрежной скале сигнальный костер. Пламя, разрастаясь, взвилось вверх. Вскоре из крепостных стен вышли два монаха и направились к пристани. Они отвязали один из находившихся там плотов и оттолкнулись от берега. До прибытия плота рыбаки приготовили вкусный завтрак из форели и угостили всадников.
На острове только что кончилась обедня, когда прибыл князь со своим отрядом. Царь поразился, увидев перед собою Геворга Марзпетуни.
— Ты пришел замаливать грехи своего государя? — спросил он, слабо улыбнувшись.
— Нет, государь, сейчас не время замаливать грехи. Сейчас их надо совершать, — ответил Марзпетуни.
— Совершать? Разве для этого положено определенное время?
— Да, государь. Из десяти заповедей одна гласит: «Не убий». Настало время действовать против этой заповеди. Мы должны убивать.
— Надеюсь, ты приехал не для того, чтобы сделать меня соучастником своих преступлений?
— Если бы царь повел мое войско, я бы помолодел на двадцать лет.
— Твое войско? Неужели ты собрал войско? — удивленно спросил царь.
— Да, великий государь.
— Где же оно находится, твое войско?
— Здесь, на Севане.
— На Севане? — еще больше удивился царь.
— Да, государь…
Царица, присутствовавшая при этом разговоре, перебила:
— Я смотрела с башни, когда ваш плот подплывал к острову. С тобой было не больше двадцати человек. Когда же прибудут остальные?
— Мое войско состоит из этих двадцати человек. Больше я не мог собрать, — ответил князь.
— Ты болен, князь Марзпетуни? — спросил царь, пристально посмотрев на него.
— Может быть, ты полагаешь, что я сошел с ума? — улыбаясь, заметил князь.
— Да, мне так кажется, — ответил серьезно царь. — Ты говоришь, что твое войско состоит из двадцати человек, и мечтаешь, чтобы царь встал во главе этого войска. Что это — насмешка?
— Боже упаси! — с чувством сказал князь.
— О каком же войске ты говоришь?
— Об этих двадцати воинах. Они и есть все мое войско и моя армия.
Царь с царицей изумленно переглянулись, как бы спрашивая, не сошел ли в самом деле князь с ума.
Марзпетуни догадался об их мыслях и с горькой улыбкой сказал:
— Вы имеете право считать меня безумцем. В это тревожное время, когда могущественные князья с тысячами воинов заперлись в своих замках, может показаться безумием воевать против арабов с двадцатью воинами. Но я делаю это, чтобы заклеймить позором тех князей, которые говорят от лица армян, кичатся своей родовитостью, а в минуту смертельной опасности не ударили палец о палец, чтобы помочь родине.
— Если твое смелое начинание увенчается успехом, это право останется за тобой, — сказал царь. — Но что могут сделать двадцать человек перед грозной вражеской силой?
Каждый из моих двадцати воинов может поразить двадцать арабов. Если мы не сможем воевать с большим войском, мы будем разбивать отдельные отряды и постепенно ослаблять врага.
— Немного пользы принесешь ты этим родине!
— Всякое большое дело начинается с малого.
— Итак, ты надеешься в конце концов победить?
— Или победить, или погибнуть. Я не могу сидеть в крепости и заботиться только о своей безопасности, когда царь, оставя столицу, монашествует на Севане, католикос, потеряв свой престол, странствует по стране, а народ тысячами гибнет от рук ненасытного врага… Зачем мне жить, если мои братья умирают? Чтобы оплакивать их потерю? Это достойно женщины; но мужчина, чья рука еще может держать меч, чей голос может греметь в поле…
Царь был взволнован, ему хотелось обнять и расцеловать храбреца и сказать: «Как счастлив ты, князь Геворг, что можешь воевать как простой воин за свою родину. А я лишен даже этого утешения…»
— Зачем же ты приехал на Севан? — спросил царь, сдерживая волнение.
— Хочу перед походом получить разрешение и благословение государя.
— Мой храбрый и верный князь! Ты даже славу не хочешь стяжать без благословения своего государя. Ты был достойным моим соратником, а я, увы… недостойным царем…
