«Гестапо-Мюллер». Карьера кабинетного преступника - страница 7

— Откуда идете? Как работается? Гейдриху нравятся Ваши отчеты […] — Приблизительно в таком сухом стиле он со мной общался»[78]. Примерно такое же описание дал генерал Вальтер Дорнбергер, познакомившийся с шефом гестапо в связи с арестом сотрудников в Пенемюнде. Занятый разработкой «оружия ФАУ» специалист по ракетной технике заступился за арестованных по обвинению в саботаже коллег Брауна Риделя и Греттрупа. «Это был типичный представитель незаметных служащих управления криминальной полиции, без какой-либо остающейся в памяти изюминки. Я вспоминал позже только о паре серо-голубых глаз, которые постоянно на меня изучающе смотрели. Первыми впечатлениями было любопытство, холодность и внешняя сдержанность»[79]. Другие свидетели рассказывают о тщательности, с которой Мюллер изучал своих противников, а также о его сдержанности, если он беседовал с человеком, занимающим более высокое положение. Мюллер относился к Дорнбергеру даже с определенным уважением. Все-таки ответственный за «чудо-оружие» специалист выполнял важное военное задание. Во время войны национал-социалистское государство не могло отказаться от таких специалистов. Шеф гестапо намекнул, однако, Дорнбергеру, что по окончании войны против него будет начато расследование в связи с саботажем[80].

Многолетний сотрудник и друг Мюллера Франц Йозеф Губер характеризует шефа гестапо следующим образом: «Стремление к власти было его главным качеством. Он никого не допускал в свое правление. Он не был способен на истинную дружбу и делал слишком большой акцент на своем «я». Он никогда не был национал-социалистом. […] Он был человеком, стремившимся к власти и в этом стремлении не искавшим ни у кого поддержки. […] Он никого не боялся, даже Гейдриха»[81]. Создается впечатление, что друг Мюллера относился к нему противоречиво. Любовница Мюллера Анна Ш. рассказала, что Губер и шеф гестапо были хорошими друзьями[82]. Однако, давая характеристику Мюллеру, Губер выставляет на первый план исключительно негативные черты. Разумно предположить, что этим Губер пытался уменьшить собственную вину, переложить всю ответственность на считавшегося умершим шефа гестапо.

Адольф Эйхман посвятил бывшему шефу в своих мемуарах отдельную главу под названием «Сфинкс — СС-группенфюрер Мюллер», в которой он открыто выражает свое восхищение Мюллером как человеком, карьеристом и начальником.

О его характере Эйхман сообщает немного. Мюллер, описываемый всеми свидетелями как немногословный «специалист по криминалистике», остался даже для своего ближайшего сотрудника загадкой. «Конечно, я знаю кое-что, так, например, то, что он был большим молчуном. У него было что-то от Мольтке, его губы были постоянно сжаты и растягивались лишь в улыбку, свидетельствующую о приятии или язвительном сомнении […] Мюллер жил скромно, был очень осторожным человеком, как начальник очень аккуратен, корректен, доброжелателен. Его слабостью было все регистрировать и раскладывать по папкам. Он был бюрократом»[83]. Тесно друживший с Генрихом Мюллером и получивший с его помощью повышение Фридрих Панцингер высказывается о шефе гестапо с большим уважением. Оба знали друг друга еще по работе в баварской полиции, где они вместе посещали учебные курсы. Мюллер устроил своего бывшего однокурсника на освободившуюся вакансию в IV управлении РСХА[84], поэтому положительная характеристика, данная Панцингером, это дань благодарности Мюллеру и искреннее им восхищение[85].

Мировоззрение Панцингера, его явный антикоммунистический настрой — типичный образ мышления полицейских служащих 20–30 годов. Даже после войны он не отрекся от национал-социализма, и поэтому не удивительно, что он не касается темы преступлений Мюллера. «Особенностью его характера было поразительное чувство ответственности, не позволявшее ему избегать опасности, особенно в этой войне против большевизма, что и доказало его поведение в последние дни рейха. […] Несмотря на требуемое начальством беспрекословное повиновение, он, используя убедительные аргументы, смог многое предотвратить, о чем общественность так никогда и не узнала. При этом у него хватило мужества сказать своему начальству слова, основанные на принципах человечности и справедливости. Если он не мог добиться приема у руководства, то это не его вина, поскольку его должность в то время была слишком незначительной, и большое внимание уделялось строгому выполнению приказа»