— Это Илифии! — послышался с улицы чей-то пронзительный визг. — Илифии-родильницы! Это все они!..
— Что — они? — пробилось сразу несколько голосов.
— А то, что родить не дают! По приказу Геры! У порога сидят и рожи корчат…
«Я т-тебе сейчас скорчу!» — зло подумал Амфитрион, выдергивая засов и рывком распахивая створки ворот.
Толпа зевак при виде его попятилась, а какая-то бойкая старушонка-карлица, похожая на ласку, проскочила под рукой Амфитриона и мигом оказалась во дворе.
Амфитрион повернулся было к ней, но старушонка вместо того, чтобы удирать, сама подбежала к Амфитриону и вцепилась ему в запястье.
— Галинтиада я! — заблажила она, плюясь и уморительно кривляясь. — Галинтиада, дочь Пройта! Гнать их надо, гнать Илифий, господин мой! Гнать! Прочь! Я Галинтиада, дочь Пройта, я умная, все знаю…
И забегала, заскакала по двору, истерически визжа:
— А-а-а-а! Сын у Алкмены родился по воле великого Зевса! Сын богоравный, могучий, герой, Истребитель Чудовищ! Кукиш Илифиям, кукиш, забыли их, жертв не приносят! Хладны стоят алтари, покарал Громовержец злосчастных! А-а-а! Правду сказала дочь Пройта, что служит Трехтелой Гекате![16] Правду! Правду! Правду!..
Амфитрион тряхнул головой, словно избавляясь от наваждения, — и шагнул к карлице с твердым намерением выставить ее на улицу. Меньше всего он хотел видеть сейчас служительницу Гекаты, пусть даже безобидную с виду и полубезумную.
Но когда он приблизился к задыхающейся Галинтиаде — дверь в гинекей отворилась и на пороге возникла сияющая Навсикая. В пухлых руках ее был небольшой сверток, заботливо прикрытый женой Креонта от сквозняка.
Сверток негромко квакал.
Амфитрион забыл про толпу, про визгливую Галинтиаду, дочь Пройта, про все на свете — он видел сейчас только этот сверток, и начнись сейчас потоп, Амфитрион бы его не заметил.
— Сын? — одними губами выдохнул он.
— А то кто же? — рассмеялась Навсикая, удобно пристраивая сверток на сгибе локтя. — Не то что я — одних девчонок рожаю… Гляди, герой, — какой мальчишка! Всем на зависть!
Амфитрион приблизился к Навсикае и робко заглянул под откинутые пеленки. На него смотрело морщинистое красное личико, пускающее пузыри из беззубого рта, — самое красивое, самое замечательное из всех лиц человеческих.
Протянув руку, Амфитрион слабо коснулся щеки младенца.
— Я назову тебя Алкидом, малыш, — неслышно прошептал он. — В честь Алкея, моего отца, а твоего деда. Алкид — значит Сильный… Хорошее имя. Чьим бы сыном они ни считали тебя, а имя тебе дам я! У тебя был хороший дед; и, надеюсь, у тебя будет хороший отец — даже если ты станешь звать отцом Громовержца… Ты будешь сильным, маленький Алкид, а пока что я побуду сильным за тебя. Договорились?
Ребенок скривился и заквакал значительно громче.
— Напугали детоньку, напугали бедную, — принялась успокаивать новорожденного Навсикая, укачивая его на руках. — А ты, герой, кончай бормотать и… и не рвись, куда не следует! Рано тебе еще на женскую половину, не до тебя там! Иди, иди, займись чем-нибудь, распорядись насчет пира, подарки раздай…
— Мальчик! — вдруг завопила Галинтиада, бегом устремляясь к незапертым воротам. — Сын! Сын у Алкмены родился, герой богоравный, герой, Истребитель Чудовищ! Сын! Кукиш Илифиям, кукиш!.. Забыли их, Гериных дщерей…
Ее щуплое тельце ужом проскользнуло в щель между створками — и спустя мгновение зеваки за воротами загалдели в десять раз сильнее, чем прежде.
— Погоди! — опомнившийся Амфитрион кинулся к воротам, выскочил на улицу, огляделся и увидел Галинтиаду, дочь Пройта, во все лопатки улепетывающую прочь от дома.
— Погоди, Галинтиада! Да стой же!..
Старушонка обернулась на бегу — и Амфитрион рванул с шеи золотой диск с изображением Гелиоса на колеснице.
Цепь, не выдержав, лопнула, два звена упали в пыль, но Амфитрион не нагнулся за ними.
— Лови, дочь Пройта! Спасибо тебе!..
Уверенным движением дискобола Амфитрион послал украшение в воздух, диск со свистом описал пологую дугу, и толпа зевак разразилась приветственными криками, когда карлица ловко извернулась и, подпрыгнув, поймала дорогой подарок на лету.
