Но он не решился бы удрать из города. Во-первых, потому, что его все равно схватят, ведь с помощью этих полицейских компьютеров можно узнать все обо всех. Ты можешь убежать, Берни, но спрятаться тебе не удастся. А главное, почему не избежать тюрьмы, так это потому, что Донна О’Дей заложила свою машину и компьютер, чтобы уплатить залог за него. Он должен ей двадцать пять тысяч долларов и, поскольку у Берни, как обычно, не было денег, он знал, что такой долг не в состоянии вернуть.
Измученный и в совершенно расстроенных чувствах, Берни ла Плант притащился в «Шэдоу Лоундж». Куда еще он мог податься? Чик — одна из неизменных величин в этой постоянно меняющейся жизни — находился, как обычно, за стойкой бара.
Берни миролюбиво поднял руки.
— Я не буду на тебя в обиде, если ты выкинешь меня отсюда. Но я не хотел тогда подставлять тебя. Ты уж извини.
— Я и не собираюсь выкидывать тебя, Берни, — спокойно ответил Чик.
У Берни на лице было написано поражение и крушение всех планов и надежд, что было так непохоже на него. Этот невысокий человек всегда был с избытком наделен нервной энергией, в уме он всегда обдумывал- очередную сделку. А нынче он что-то слишком тихий. Чик налил ему стакан «7+7» и поставил на стойку бара перед Берни.
— Спасибо, Чик, я с удовольствием выпью, — тихо отозвался Берни. Он пил медленно, растягивая удовольствие. Обстановка в баре действовала на него успокаивающе, и если какое место можно было считать для Берни ла Планта домом, то этот бар, вероятно, был одним из таких мест.
Между тем по телевизору в баре, всегда включенному, начали передавать последние новости.
Оказалось, Джон Баббер, герой, спасший рейс 104, сегодня утром совершил чудо в детской больнице. Мальчик, жертва автомобильной катастрофы, многие месяцы находившийся в коматозном состоянии, внезапно вышел из него менее чем через час после того, как Баббер поговорил с ним.
— Врачи считали мальчика обреченным и не имеющим шансов остаться в живых, а теперь он начал медленно, но уверенно поправляться, — улыбаясь, сказал диктор. Камера показала крупным планом сначала Баббера, затем мальчика. Храбрый маленький Аллен, все еще под капельницей, уже лежал с открытыми глазами и даже улыбался репортерам.
— Какой мужик, да! — с чувством восхищения сказал Чик, качая головой. — Вьетнам, авиакатастрофа, а теперь чудеса творит.
Берни кивнул. Весьма странно, но последнее деяние Баббера даже не ранило Берни, а показалось ему где-то… неизбежным. Он сидел, глубоко задумавшись, и впервые в жизни Берни ла Плант пытался постичь нечто большее, чем он сам.
— Чик, — произнес он наконец после долгого молчания, — что бы ты ответил, если бы я сказал тебе, что я вбежал в горящий самолет, спас людей и рисковал своей жизнью?
— Как герой Баббер?
Берни кивнул.
— Да, что-то в этом духе.
Чик казался озадаченным.
— Ну… а… что я должен ответить? Это что, загадка?
— Понимаешь, если бы я рассказал тебе такое, ты бы мне поверил? — он смотрел на Чика в ожидании ответа.
Чик серьезно обдумал свой ответ. Берни оказался прав: он бы не поверил ему. Чик осторожно подбирал слова, чтобы не обидеть Берни.
— Это же ясно, как день, Берни, — ответил, наконец, Чик. — Ты бы не сделал это. Не обижайся. Я бы тоже… Ты понимаешь… этот Баббер… это особый тип человека, героический тип. Ты и я… мы не герои. Это не в нашей природе. Это не значит, что мы плохие люди. Просто у нас нет наклонности к этому. А зачем тебе это?
Берни угрюмо покачал головой.
— Да так просто, — пробормотал он.
В словах Чика была доля правды. Хотя Берни ла Плант и спас всех этих людей, он не был героем. А Джон Баббер, хотя и не освобождал их, был героем. Берни пришла в голову мысль, что понятие правды зависит от того, как ее воспринимать. Если ты веришь в правдивость чего-либо, значит, это… правильно… Люди хотели, чтобы Джон Баббер был героем, воспринимали его как своего героя, поэтому он и стал их героем. Во всяком случае, сейчас для Берни было слишком поздно что-либо предпринимать по этому поводу.
— Я бы не стал из-за этого расстраиваться, Берн. Совсем не обязательно быть героем, чтобы быть человеком.
