– Зачем? – потребовала ответа Энни. Ганнибал с возмущенным воем поскребся в дверь.
– Потому что мне это казалось забавным. – Тео провел пальцем по верхнему краю фотографии, уделяя ей куда больше внимания, чем она заслуживала.
Энни обошла мышиный трупик.
– Кого еще ты истязал, кроме меня?
– Думаешь, одной жертвы недостаточно?
Накрыв мертвую мышь корзиной для мусора, Энни подошла к двери и впустила Ганнибала, который тотчас перестал завывать. Ей вовсе не хотелось вести этим вечером задушевные беседы с Тео, и уж точно не в своей спальне, но у нее накопилось слишком много вопросов.
– Я начинаю верить, что ты ненавидишь Харп-Хаус почти так же люто, как я. Тогда почему же ты приехал на остров?
Тео подошел к окну и остановился, глядя на голую зимнюю равнину.
– Мне нужно закончить книгу. Я искал спокойное место, где можно писать и где никто бы мне не мешал.
Энни уловила иронию в его словах.
– Ну и как тебе работается?
Оконное стекло затуманилось от его дыхания.
– План оказался не слишком удачным.
– До конца зимы еще далеко, – заметила Энни. – Ты вполне можешь снять себе домик на Карибах.
– Мне и здесь неплохо.
Но Тео лукавил. Энни смертельно надоела окружавшая его таинственность и унизительное чувство бессилия от невозможности узнать о нем хоть немного больше.
– Зачем ты приехал на Перегрин-Айленд? Только не надо юлить. Я лишь хочу понять.
Тео повернулся к ней. Выражение его лица казалось таким же ледяным, как морозный узор на стекле.
– Понятия не имею.
Его надменная поза владетельного лорда нисколько не обескуражила Энни, ей даже удалось изобразить нечто похожее на презрительную усмешку (во всяком случае, так ей хотелось думать).
– Можешь отнести это на счет моего неиссякаемого любопытства – меня всегда занимал вопрос, как работает извращенный ум.
Тео выразительно приподнял бровь, но, похоже, не слишком оскорбился.
– Нет более неприятного занятия, чем слушать жалобы какого-нибудь недоумка с солидным счетом в банке, как тяжело ему приходится.
– Верно, – подтвердила Энни. – Но ведь ты недавно потерял жену.
Тео пожал плечами:
– Я не единственный, с кем случилось такое.
То ли он умело скрывал свои чувства, то ли был совершенно бесчувственным, как всегда подозревала Энни.
– Но кроме этого ты лишился сестры. И матери.
– Мне было всего пять лет, когда она умерла. Я едва ее помню.
– Расскажешь мне о своей жене? Я видела ее фотографию в Сети. Красивая женщина.
– Красивая и независимая. К таким женщинам меня всегда влекло. – Энни мало что знала об этих качествах. – Вдобавок Кенли отличалась редким умом. И целеустремленностью. Но больше всего меня завораживала ее независимость.
В жизненной игре Энни не принадлежала к числу победителей, что ясно показывал счет: Кенли Харп – четыре, Энни Хьюитт – ноль. Не то чтобы Энни ревновала к покойнице, просто ей страстно хотелось быть такой же независимой. Впрочем, ослепительная красота и феноменальный ум ей бы тоже не помешали.
Будь на месте Тео кто-то другой, она сменила бы тему разговора, но их отношения вышли далеко за границы нормального, так что Энни беззастенчиво задала интересующий ее вопрос:
– Если твоя жена обладала всеми этими достоинствами, почему же она убила себя?
Тео не торопился с ответом. Он мягко оттеснил Ганнибала от перевернутой мусорной корзины, затем проверил оконные шпингалеты и наконец произнес:
– Кенли хотела наказать меня за то, что я заставил ее страдать.
Равнодушие Тео вполне соответствовало образу злодея, которым считала его Энни, однако оно показалось ей наигранным.
– Ты и меня заставил страдать, но я не собираюсь себя убивать, – небрежно заметила она.
– Звучит обнадеживающе. Только ты не Кенли, и твоя независимость не одна только видимость, как у нее. – Энни молчала, пытаясь осмыслить услышанное, и тут Тео перешел от обороны к наступлению. – Довольно болтать всякий вздор. Раздевайся.