Энни едва не проглядела жемчужину коллекции, за которую торговый агент надеялся выручить самую крупную сумму. Ею оказалась книга с отзывами гостей Марии. Некоторые из автографов были оставлены известными художниками, вдобавок иногда рядом с подписями встречались небольшие рисунки, небрежно набросанные рассеянной рукой мастера. Агент рассчитывал, что книга уйдет за две тысячи долларов, но его комиссионные составляли сорок процентов. Энни понимала, что не сможет рассчитаться с банком, даже если посчастливится продать все. Пришлось утешиться мыслью, что значительную часть долгов все же удастся погасить. К тому же здоровье ее поправилось. Энни собиралась вернуться к старым заработкам и начать все сначала, как только истекут положенные шестьдесят дней «карантина». Однако подобная перспектива наводила на нее уныние.
Но в последний день февраля произошло событие, поднявшее ей настроение.
Тео задержался на верховой прогулке дольше обычного, и Энни не раз нетерпеливо подбегала к окну Харп-Хауса, высматривая его. Уже начинало темнеть, когда она заметила на подъездной дорожке фигуру всадника. Поспешно схватив пальто, но не потрудившись натянуть шапку и перчатки, Энни бросилась к боковой двери.
Увидев бегущую девушку, Тео резко натянул поводья.
– Что случилось?
– Ничего. Можешь ликовать и сиять от счастья. Я не беременна!
Тео кивнул:
– Хорошая новость.
Ни улыбки до ушей, ни восторженных жестов, ни возгласов «Слава богу!» Энни посмотрела на него с любопытством.
– Я ожидала, что ты проявишь немного больше интереса.
– Поверь мне, я очень рад.
– По твоему виду не скажешь.
– В отличие от тебя, я не имею привычки скакать от радости, как двенадцатилетний мальчишка. – Он направил лошадь в сторону конюшни.
– А напрасно, попробуй как-нибудь, – крикнула Энни ему вслед.
Когда Тео скрылся из вида, она раздраженно покачала головой. Еще одно напоминание о том, что их связывает только постель, и ничего больше. Интересно, позволяет ли он хоть кому-нибудь заглянуть к нему в душу и узнать, что творится у него в голове?
Разумеется, Тео почувствовал облегчение, хотя у Энни хватило наглости усомниться в этом. Чертова беременность перевернула его жизнь вверх тормашками. Он только сейчас начал это понимать. Работа над книгой застопорилась, вынужденное бездействие выводило его из себя. Он всегда становился раздражительным, когда писалось плохо, а в последнее время дела обстояли хуже некуда. Он убил Диггити Свифта неделю назад и с тех пор не смог выжать из себя ни строчки.
Тео не понимал, что происходит. Прежде он легко, без сожалений расправлялся со своими персонажами, а теперь неожиданно потерял всякий интерес к Квентину Пирсу и банде его головорезов. Более того, он искренне обрадовался звонку Букера Роуза, который пожаловался на геморрой, пространно описывая свои мучения. Это не поддавалось объяснению.
Энни оставила в коттедже розовый бархатный диван и кровати, отправив на материк большую часть остальной мебели, включая кресло-русалку. Большие картины она обернула старыми одеялами, а маленькие сложила в коробки, принесенные из Харп-Хауса. Керту, сыну Джуди Кестер, пришлось дважды гонять грузовик от коттеджа до пристани, чтобы перевезти все вещи. Энни расплатилась с ним темно-серым креслом, которое тот хотел подарить своей беременной жене на день рождения.
Прошло чуть больше недели, с тех пор как в дверь коттеджа врезали новые замки, и за это время никто не пытался вломиться в дом. Хотя, возможно, злоумышленников отпугнуло грозное объявление, вывешенное Энни. Убедившись, что она научилась обращаться с оружием, Тео позаботился, чтобы об этом узнал весь город, и вскоре Энни снова почувствовала себя в безопасности.
Тео не слишком обрадовало исчезновение мебели.
– Мне нужно место, чтобы писать, – пожаловался он, оглядывая почти пустую гостиную.
– Можешь вернуться к себе в башню. Я прекрасно справлюсь сама.
– Я никуда не уйду, пока мы не выясним, кто за всем этим стоит. Ты бы удивилась, узнав, какие невероятные истории рассказывают люди, пока я накладываю им повязки. Надеюсь, мне удастся что-то разузнать. Главное, задавать правильные вопросы.
