Кроме Черного Доу.
– Вот и славно. Этого я от тебя и хочу.
– Я хочу биться с Союзом!
– Места хватит с лихвой.
– Я хочу схлестнуться с Жужелом из Блая!
– Этого обещать не могу. Он на нашей стороне, да к тому же немного не от мира сего. Хотя могу попросить выйти против тебя на турнире.
– Хочу сразиться с Девятипалым!
У Кальдера зашевелились волосы. Носителя этого имени восемь лет как нет на свете, а при одном его упоминании даже это сборище головорезов почтительно склоняет головы.
Доу больше не щерился.
– Ты упустил возможность. Девятипалый давно ушел в грязь.
– Я слышал, он жив и стоит за Союз.
– Ты ослышался.
– Я слышал, что он жив, и хочу его прикончить.
– Не знаю, получится ли это теперь.
– Я величайший из воинов в Земном круге.
Стук сказал это без всякого фанфаронства, как сделал бы, скажем, Глама Золотой. И без угрозы, как это вышло бы у Кейрма Железноголового с его сжатыми кулаками и пронизывающим взглядом. Он просто утверждал истину.
Доу рассеянно почесал шрам на месте уха.
– Это Север, – сказал он. – Суровых воинов здесь пруд пруди. Парочка присутствует здесь. Так что заявление достаточно смелое.
Стук распахнул необъятный, подбитый мехом плащ и стряхнул его с плеч, оголившись до пояса, как готовый к состязанию борец. На Севере шрамы столь же популярны, сколь и клинки. Каждому, считающему себя мужчиной, желательно иметь по паре и тех, и других. На громадном, перетянутом жилами теле Стука, напоминающем старую дубовую колоду, живого места не было. Он был испещрен, истыкан, издолблен всевозможными шрамами, которых хватило бы для бахвальства целой когорте прославленных бойцов.
– Под Йевеальдом я сражался с Псовым племенем, меня пронзило семь стрел, – похожим на палицу указательным пальцем он провел по розоватым вмятинам, разбросанным по ребрам. – Но я продолжал биться и навалил из их тел целую гору, и присвоил их землю, заодно с женщинами и детьми.
Доу вздохнул, как будто полуголый гигант торчал у него на совещаниях настолько бессменно, что успел утомить.
– Может, пора подумать о щите?
– Щиты? Они для трусов, что за ними прячутся. Раны – свидетельство силы.
Великан ткнул большим пальцем в звездообразный шрам на плече, заходящий на спину; левая рука, пестрая, как дубовая кора, бугрилась комьями и наплывами.
– Страшная ведьма Фаниан окатила меня жидким огнем, а я прямо так, пока горело, оттащил ее к озеру и утопил.
– Наверно, вначале надо было все же потушить огонь, – прозорливо заметил Доу.
Стук пожал плечами, отчего ожог пошел бороздами, как вспаханное поле.
– Оно унялось как раз когда она умерла.
Он указал на рваную отметину, лысой полосой рассекающую кожу на волосатой груди; один сосок начисто отсутствовал.
– Братья Смирту и Веорк вызвали меня на поединок. Они сказали, что поскольку росли вместе в одной утробе, то их следует считать одним человеком.
– И ты на это повелся? – фыркнул Доу.
– Я не ищу причин не сражаться. Смирту я разрубил надвое топором, а череп его брата раздавил вот этой вот рукой.
Он медленно сомкнул кулачище, добела сжав пальцы, гигантская мышца на руке вздулась.
– Нелицеприятное зрелище, – сказал Доу.
– В моей стране нелицеприятные сцены смерти у мужчин в чести.
– Сказать по правде, здесь то же самое. Более того, любой, кого я называю врагом, достоин гибели от твоих рук в любую минуту. Тот же, кого я считаю другом… Ты уж дай мне знать, прежде чем удостоить его нелицеприятной смерти. Скажем, мне бы очень не хотелось, чтобы ты по случайности прибил принца Кальдера.
Стук огляделся.
– Это ты Кальдер?
– Я, – отозвался Кальдер, подавив невольный порыв сказать, что это не он.
– Второй сын Бетода?
– Он самый.
Великан, мотнув космами, медленно кивнул чудовищной головой.
– Бетод был великий человек.
– Великий тем, что заставлял других людей сражаться за себя, – Тенвейз, всосав воздух сквозь гнилые зубы, в очередной раз сплюнул. – А сам боец был, можно сказать, неважнецкий.
Голос великана неожиданно смягчился.
– И почему все по эту сторону Кринны столь кровожадны? – спросил он с кроткой задумчивостью. – Ведь жизнь – не одна лишь борьба.
Нагнувшись, он двумя пальцами подхватил с пола плащ.
