К утру Александрия, столица древнего государства Птолемеев, названная именем Александра Македонского, отечество Евклида и Эратосфена, измерившего некогда диаметр земного шара и предупреждавшего человечество о трудностях рассечения конусов, лежала у ног французских завоевателей.
Яркое июньское солнце осветило город, ощетинившийся пиками минаретов. Обилие мечетей потрясло Монжа. Он даже не пытался их пересчитать, но постоянно чувствовал, чуть ли не спиной, их огромную давящую силу. Казалось, они следят за каждым шагом человека.
Соборы, мечети, синагоги — сколько религиозных храмов перевидел ученый во время своих странствий! Как различны религии, думал он, и как сходны религиозные храмы; они всегда высоки, величественны и богаты необычайно. И высота нужна им, конечно же, не затем, чтобы через их сверкающие вершины легче было избранникам божьим поддерживать контакт с небесами. Она нужна затем, чтобы подавить смертного человека.
Казалось, быстротекущее время обошло стороной эту страну. Хозяйство примитивное, как сорок веков назад. Египтянин даже зерно мелет вручную. И не знает он ничего, кроме изнурительного труда да пресной лепешки. Нищета кругом невыразимая. Народ обобран и забит беями-мамлюками, над которыми, в свою очередь, владычествует турецкий султан. И невозможно понять, как еще теплится жизнь в иссохшем теле феллаха.
Что остановило, что забальзамировало как мумию некогда самую высокую в мире цивилизацию? Может быть, сам аллах или наместник его на земле Магомет со своими проповедями бесконечного долготерпения, подчинения и поклонения властям?..
Грустный Монж шел по пыльным улицам только что покоренной французами Александрии, о которой он так много читал в юности. Ученый уже побывал на том самом полуострове, что лежит перед александрийской пристанью, и осмотрел развалины библиотеки Птолемея, знаменитого Музея, где хранились сотни тысяч свитков. Один из покорителей Александрии разорил здание и приказал сжечь все книги. Объяснение было простое: если в этих книгах сказано то же самое, что и в Коране, то мы можем обойтись и без них. Если же в них говорится не то, что в Коране, то они опасны, и их надо сжечь.
Проклиная духовную слепоту и невежество человеческое, проклиная деспотизм и жестокость, Монж шел в штаб-квартиру генерала Бонапарта. Ни ветерка не проносилось над пустынными улицами. В воздухе стоял тяжелый сладковатый запах от смеси пыли и крови.
— Добрый день, генерал! — сказал ученый, входя в комнату, — Я могу поздравить тебя с победой?.. Правда, я пришел не только с этим.
— За эту победу, Монж, пролито слишком много крови, — ответил Бонапарт, — Когда оборона была сломлена, я поднялся на возвышенность и хотел собрать армию и принять капитуляцию. Но было уже поздно: солдаты свирепствовали и ломились в город…
Генерал развел руками и после небольшой, но многозначительной паузы докончил фразу.
— Я не мог их удержать, Монж…
Бонапарт вновь склонился над картой, бормоча вполголоса.
— Так… Здесь шесть дневных переходов… Если удастся прижать их к Нилу, ни один мамлюк от меня не уйдет!.. Кстати, Монж! Я не возьму вас с собой. Все, кто не носит оружия, будут двигаться на мелких судах вверх по реке к Каиру. Мы соберем для вас флотилию.
Ученый прервал его рассуждения.
— Генерал! У меня есть к тебе дело.
— Какое же дело, Монж? Говори, я тебя слушаю.
— Я обошел весь город, генерал. Рассматривал только что руины библиотеки — этого хранилища мудрости. И я проклинал разрушающее все на свете безумство победителей. Ты должен посмотреть эти руины, генерал.
— Хорошо, Монж, мы это сделаем… Так, если мы прижмем их к Нилу… Но правый фланг непременно должен зайти вперед…
— Генерал. Я обращаюсь как ученый гражданин к ученому полководцу. Есть еще одно обстоятельство, достойное внимания просвещенного человека. Большая мечеть этого города прежде была у греков церковью Святого Афанасия. Утверждают, что в ней находится множество греческих манускриптов. Надо было бы взять их оттуда…
— Хорошо, Монж.
— Ибо зачем они, что дадут они этому невежеству!
— Они будут взяты.
Бонапарт свернул карту. План завоевания Египта, созрел в его голове. Через две недели французы утвердятся в Каире, потом можно будет подумать о походе в Сирию, а возможно, и дальше…
