Присоединение России к Программе “Партнерства” на условиях “16+1” при соблюдении выдвинутых требований к ее участникам не только означало бы игнорирование ядерного статуса России, ее права самостоятельно решать вопросы обороны, но и существенно осложнило бы и без того трудную задачу поддержания в этих целях необходимого оборонно-промышленного потенциала…
Генерал П. Золотарев:
— Присоединение или неприсоединение к Программе — это прежде всего политическое решение, и оно не вырабатывается в Министерстве обороны. В Министерстве обороны под это политическое решение нарабатывается конкретное наполнение… Есть намерение идти по этому пути, и мы имеем такую ориентацию. Практические наработки в этом плане в Министерстве осуществляются…»
Слушая Золотарева, я думал о том, что после предателей самый опасный тип генералов — приспособленцы, угодливо работающие под некое «политическое решение» даже тогда, когда оно противоречит интересам России…
Вопрос об участии (или неучастии) России в Программе запутывался. Чем больше было разных точек зрения, тем труднее было Кремлю определиться. Руководство НАТО торопило Ельцина. Вскоре в Минобороны поступило из Кремля поручение президента. В нем Верховный Главнокомандующий предписывал военному ведомству и Службе внешней разведки «проработать параметры практического участия и реализации Программы “Партнерство во имя мира”…»
Пока МО, ГШ и СВР прорабатывали параметры, в весьма тревожное русло входила ситуация в Югославии. Однажды наступил момент, когда Москва получила серьезный повод по-новому взглянуть на своих будущих партнеров.
После того как натовские самолеты в 1994 году первый раз провели бомбардировки сербских позиций, многие наши военные и даже мидовские чиновники, до этого выступавшие горячими сторонниками присоединения к Программе, заколебались. Некоторые даже стали ставить вопрос о невозможности вступления России в Программу.
И Ельцин не скрывал своего недовольства карательными мерами натовцев против сербов. Клинтон в телефонном разговоре с российским президентом попытался убедить его, что бомбардировки были «единственно верными радикальными мерами», направленными на погашение конфликта. И что Москве не следует делать резких шагов, отходя от Программы.
И уже вскоре на одном из секретных документов, поступивших из ГШ, Ельцин собственноручно начертал: «Наверное, не стоит пока прямо увязывать события в Боснии и Герцеговине с присоединением к Программе НАТО, тем более что мы не форсируем этот процесс…»
Такая постановка вопроса выглядела дипломатичным компромиссом. Но, учуяв еще одну слабину Москвы, натовцы принялись еще безоглядней орудовать в Югославии. И тогда Москва решила хотя бы присутствием своих войск на Балканах дать понять НАТО, что Россию слишком рано списывать со счетов.
Всему этому была придана форма «совместной миротворческой операции».
В 1995 году при штаб-квартире НАТО в Монсе (Бельгия) начала работать группа российских офицеров, которая занималась организацией деятельности российских миротворческих сил в Боснии. То был явный знак перевода российско-натовских отношений в практическую плоскость, хотя в России дискуссия о проблеме расширения НАТО продолжалась и еще многое было неясно. Парламент потребовал от Генштаба разъяснения его позиций.
7 мая 1995 года на закрытые слушания по этому вопросу в Государственную думу был приглашен начальник Генерального штаба Михаил Колесников…
«КОНФИДЕНЦИАЛЬНО
Из выступления начальника Генерального штаба Вооруженных сил РФ генерал-полковника Михаила Колесникова
7.05.95.
Стенограмма
— Если… будет… у них решен вопрос о ходе расширения НАТО за счет стран Восточной Европы, даже с учетом того, что, допустим, ну наши ближние соседи — Украина, Белоруссия — пока не войдут, то баланс резко нарушится в пользу стран НАТО. Тем более что мы уже провели большие сокращения по Договору об ограничении обычных вооружений в Европе…»
У «них» вопрос уже был решен.
Украина первой присоединилась к Программе НАТО «Партнерство во имя мира». Чуть позже свою подпись от имени России под этим документом поставил министр иностранных дел Андрей Козырев. Правда, в своей речи на церемонии подписания документа в Брюсселе он неожиданно заявил, что в Программе мы будем участвовать на основе индивидуального партнерства «Россия — НАТО» и что членство РФ в Североатлантическом союзе будет поставлено под вопрос, если альянс двинется на Восток за счет присоединения стран бывшего Варшавского Договора.
