Потерянная армия: Записки полковника Генштаба

Ранним летним утром 1992 года штабной офицер Северного флота капитан 3-го ранга Владимир Панзюра приковал себя ржавой цепью к металлической ограде российского Генерального штаба.

Дежурный прапорщик, дремавший на своем посту в подъезде № 4 (со стороны Арбатской площади), был разбужен странным грохотом. Он увидел сквозь дверное стекло орудующего булыжником офицера и мгновенно по телефону внутренней связи доложил об этом начальнику караула. К месту ЧП в сопровождении двух вооруженных автоматами солдат примчался капитан в портупее и с кобурой на боку.

Под пристальными взорами любопытствующих зевак не пытавшегося сопротивляться капа отцепили от ограды и препроводили в караульное помещение. Там проверили документы и составили рапорт коменданту Генштаба.

Пока ожидали прибытия коменданта на службу, морской волк попросил есть. Пара кусков черствого белого хлеба и полусладкий чай — все, что могли дать ему в караулке. Зато вдоволь было дешевых вонючих сигарет без фильтра, которые выдавались солдатам бесплатно. Задержанный курил их с голодным смаком. Раскисший табак густо облепил язык капитана. Невольник часто поплевывал себе под ноги и нервно рассказывал разинувшим рты офицерам и солдатам долгую историю своих мытарств…

После того как он в письме военному прокурору флота разоблачил воровскую махинацию нескольких гарнизонных начальников, тайком распродававших казенное имущество, нормального житья ему не стало. Обклеили выговорами, замордовали комиссиями, довели до госпиталя. Пока лечился — уволили без предупреждения.

Но и после этого тотальная месть не прекратилась: пенсию умышленно обкорнали, выходное пособие не выдали, поскольку строгий выговор не был снят. Когда стал опротестовывать несправедливость этого наказания, задним числом влепили еще более крутой — «несоответствие». Квартиру в военном городке приказали освободить. Долго обивал пороги флотских штабов и прокуратур. Бесполезно. Жена не работала — больная. А на шее еще — двое несовершеннолетних детей…

И тогда он решил найти более действенный способ борьбы за справедливость: на центральной площади портового гарнизона устроил акцию протеста. Нарисовал плакат с популярным объяснением своего горя и засел на раскладном стульчике в пикет. Когда пошли дожди и стало холодно, поставил одноместную палатку. В картонную коробку у входа «закапали» рубли сердобольных северян.

А забредавшие на площадь моряки с иностранных судов стали подбрасывать даже валюту.

Капитан 3-го ранга регулярно делился доходами с милицейским нарядом, и стражи порядка перестали требовать от Пан-зюры, чтобы он уматывал со своей палаткой с площади. И даже проявляли трогательную заботу о его безопасности, гоняя местных рэкетиров…

Накануне визита какой-то важной королевской персоны из Норвегии Владимира пригласил к себе шеф местной администрации и освежил в сознании военно-морского капитана понятия патриотизма, чести офицера и флота, города и страны и дал денег, чтобы моряк попытался найти правду в Москве.

Кап прислушался к его здравым рекомендациям и прибыл в златоглавую, где три недели тиражировал свою боль чиновникам из Главного штаба Военно-Морского Флота. Когда стали кончаться деньги и Панзюра понял бесполезность очередной порции своих усилий, — решился искать удачи под дверью Генштаба…

Прибывший на службу комендант ГШ прочитал рапорт начальника караула, хмуро, но с большим любопытством осмотрел капитана и приказал сдать его в гарнизонную комендатуру. Там долго ломали голову, какую же статью нарушения Дисциплинарного устава Вооруженных Сил можно офицеру впаять, и, не найдя подходящей, с Богом отпустили северофлотца…

Возвратившись на Арбат, офицер встал у кинотеатра «Художественный» с фуражкой для подаяний в руке, где его и снял в такой позе фотокорреспондент «Правды».

Когда снимок в газете попал на глаза начальнику Генерального штаба генерал-полковнику Виктору Петровичу Дубынину, гневу его не было конца. Он приказал немедленно вызвать офицера в приемную министра, а Главной военной прокуратуре — в срочном порядке отреагировать. Пока шло разбирательство, кап-3 стал давать пространные интервью московским газетам. Это еще больше возмутило наше арбатское руководство.