По свидетельствам его долготерпеливой жены Лины Гейдрих, которая, как и Марга Гиммлер, была страстной нацисткой и любила посещать модные вечеринки, устраиваемые для нацистских жен, Гейдрих приходил домой, проклиная глупость и пустую трату времени, которой оборачивались навязчивые идеи Гиммлера для руководства СС. Перехватив власть у Гиммлера, он не упустил случая показать свое презрение к этой безумной мифологии. Для Гейдриха имела значение не теория, а практика; на его взгляд, для обоснования очевидной необходимости преследования всех тех, чье присутствие препятствовало «арийскому» господству, не нужны были сложные теории. Но, как бы ни была велика разница между Гейдрихом и Гиммлером, Гейдрих всегда старательно поддерживал официальность их отношений.
По свидетельству Гизевиуса, некоторое время работавшего под его руководством, Гейдрих был «дьявольски умен», всегда держался в тени и использовал окольные пути для достижения своих целей. Его методы террора сохранялись в строгой тайне. У него была «особая склонность к жестокости» и он обучал своих людей «законам прикладного террора», одним из которых было, по словам Гизевиуса, «свалить ответственность». Он всегда подавлял людей во имя дисциплины, справедливости или долга любого честного немца, предоставив Гиммлеру возможность проповедовать более возвышенные учения, в конечном итоге сводящиеся к тем же притеснениям тех же людей. По мнению Гизевиуса, из всего нацистского руководства на вершину поднялись эксперты по насилию. «Их главной отличительной чертой была зверская жестокость. Геринг, Геббельс, Гиммлер, Гейдрих… думали на языке насилия и понимали лишь его»[53]. Шелленберг, который служил Гейдриху и Гиммлеру 12 лет, оставил лучшее описание Гейдриха:
«Когда я вошел в его офис, Гейдрих сидел за столом. Он был высокой, внушительной фигурой с широким, необычно высоким лбом, маленькими беспокойными глазками, хитрыми, как глаза животного, и обладавшими какой-то сверхъестественной силой, с длинным хищным носом и широким ртом с полными губами. У него были тонкие и слишком длинные руки — они вызывали ассоциации с паучьими лапами. Его превосходную фигуру портили широкие бедра, производившие эффект женственности, что делало его еще более зловещим. Голос его был слишком высок для такого большого человека, а речь была нервной и отрывистой, и, хотя он вряд ли когда-нибудь заканчивал предложения, ему всегда удавалось совершенно ясно передать смысл».
По словам Шелленберга, Гейдрих стал «скрытой осью, вокруг которой вращался нацистский режим», а его проницательный ум и сильный характер направляли развитие целой нации.
«Он намного превосходил своих коллег-политиков и управлял ими, как управлял своей огромной разведывательной машиной СД… Гейдрих необычайно остро ощущал нравственные, профессиональные и политические слабости других людей, а… его необычайный ум сочетался с осторожными инстинктами хищного зверя… Он действовал по принципу «разделяй и властвуй» и применял его даже к своим отношениям с Гитлером и Гиммлером. Решающим было то, что он всегда знал больше других… и использовал эти знания и человеческие слабости, чтобы заставить людей полностью зависеть от него… Фактически, Гейдрих был кукловодом Третьего рейха».
Единственным недостатком Гейдриха, по свидетельству Шелленберга, который и восхищался своим шефом, и боялся его, был его неуправляемый сексуальный аппетит, которому он так неосторожно давал волю.
В 1940 году он основал свой собственный первоклассный публичный дом, известный как «Салон Китти», расположив его в особняке, который арендовался СД на Гизберштрассе в западной части Берлина. В Салоне Китти было девять спален, в каждой из которых был установлен замаскированный микрофон, соединенный с комнатой контроля в подвале. Это был приятный способ шпионажа в основном за дипломатическими гостями Германии. Шелленберг обращает внимание читателей на то, что его обязанности ограничивались надзором за записью, в то время как Артур Небе, шеф уголовной полиции, контролировал женщин, так как в прошлом был связан с полицией нравов. Гейдрих и те, кто знал о секретном использовании заведения, склоняли важных дипломатов, таких как Чиано, к посещению «Салона Китти», где их разговоры во время занятий любовью или когда они были пьяны, записывались на пленку. В феврале 1941 года Гейдрих пригласил Керстена посетить дом, заметив, что он был открыт с согласия Риббентропа, чтобы обезопасить их зарубежных гостей от худшей разновидности проституток. Конечно, дом приходится субсидировать, но он надеется, что вскоре заведение станет самоокупаемым. Он также сказал, что намеревается открыть подобное заведение для гомосексуалистов. По свидетельству Шелленберга, «Салон Китти» был открыт без ведома Риббентропа, и министр иностранных дел посетил его до того, как узнал, кто контролирует заведение
