Во все времена Гиммлер особенно интересовался «знаменитыми» заключенными. Поэтому, например, он отдал специальный приказ (стр. 2608) о том, чтобы фрау Глюк, сестру Ла Гардиа, мэра Нью-Йорка, отделили от остальных узников и перевели в лагерь, где содержались Леон Блюм, Одетт Черчилль и другие важные заключенные.
На стр. 2456 и далее Эйхман выражает удивление документальным доказательствам того, что Гиммлер, в такие сложные годы, как 1943–1944, уделял много времени решению такого, казалось бы, мелкого вопроса, как помилование двух или трех евреев в одном случае и пяти или шести в другом, на том основании, что в первом случае это были эксперты-металлурги, а в другом — ювелиры. Дело в том, что специалисты в этих областях были нужны для производства оружия и высококачественных рыцарских крестов.
Существует несколько свидетельств (например, на стр. 1249, 1290 и 1318) о том, что Гиммлер в октябре 1941 года приказал остановить эмиграцию евреев «за исключением отдельных случаев, когда это выгодно рейху» (имелись в виду евреи, достаточно богатые, чтобы заплатить 100 000 швейцарских франков). В июле 1941 года Гиммлер выпустил приказ о прекращении эмиграции некоторых венгерских евреев в Палестину, «поскольку они биологически сильны, и их выживание может повредить интересам Рейха». Однако в апреле 1942 года (стр. 478) Гиммлер написал командующему СД, что, несмотря на то, что приказы Гитлера об «окончательном решении» должны безжалостно исполняться, он хочет, чтобы работоспособных евреев и евреек пока не трогали и использовали на работах в концентрационных лагерях. В июле 1942 года ни Эйхман, ни его начальник Мюллер не осмелились решить судьбу французских детей-евреев, о которых все еще заботились французские благотворительные организации (стр. 701–702). Мюллер обратился за решением к Гиммлеру, и рейхсфюрер лично приказал «отправить их всех на Восток», что означало убить. На стр. 660 и далее приводятся подробности о личных приказах Гиммлера на Grossabschiedung (массовый вывоз) французских евреев на восток для «окончательного решения».
Последний раз Эйхман видел Гиммлера весной 1945 года, когда тот сказал ему, что в случае будущих переговоров с Эйзенхауэром ему понадобится 200 или 300 знаменитых евреев «в качестве заложников». Эйхману следовало собрать их в разных лагерях и затем договориться с гауляйтером Хофером в Инсбруке о резервировании для них нескольких эвакуированных деревень. Эйхман исполнительно доложил о приказе рейхсфюрера Кальтенбруннеру, который, по свидетельству Эйхмана, «почти не проявил интереса, поскольку ничто уже практически не играло роли».
Приложение Б
Франкфуртский суд
(1964–1965)
К моменту опубликования этой книги во Франкфурте уже почти год шел судебный процесс об Аушвице, и конца ему не было видно. Подобные суды (как, например, суд над соратниками Эйхмана, Хунше и Крумейом, в Будапеште) проводились или даже шли в данный момент одновременно во Франкфурте и еще в некоторых местах, тогда как другие готовились к производству.
Столь долгая задержка в проведении этих судов немецкими общественными обвинителями объяснялась тем фактом, что относящиеся к делу документы были лишь недавно представлены союзниками, завладевшими ими после войны. Кабинет общественного обвинителя, учрежденный специально для расследования военных преступлений Германии, начал действовать только в 1957 году в Людвигсбурге, близ Штуттгарта. Другой причиной задержки было то, что многие обвиняемые скрывались под вымышленными именами, другие бежали за границу, и переговоры об их выдаче постоянно затягивались — и некоторые из них, например, переговоры о тех, кто был связан с печально известным доктором Менгеле, практически без надежды на успех.
В конце концов, на скамью подсудимых в 1964 году во Франкфурте удалось усадить двадцать три человека. Были представлены свидетельства их виновности в самых ужасных преступлениях. Характер людей, используемых Гиммлером и его сотрудниками, можно себе представить на примере Освальда Кадука, который в своей известной любви к детям дошел до того, что раздавал еврейским детям в лагере воздушные шарики (в материалах дела это называлось «организованной» раздачей), после чего им «вкалывали» в сердце инъекцию фенола со скоростью десять детей в минуту. После войны до его опознания и ареста «Папа Кадук», как его называли позже из-за любви к детям, работал санитаром.
