Приложение А
Воспоминания о Гиммлере Адольфа Эйхмана
Накануне суда в Израиле Адольф Эйхман добровольно согласился на весьма тщательное расследование, в ходе которого были просмотрены и обсуждены сотни документов (в основном фотокопии письменных показаний и досье РСХА). Расследование началось 29 мая 1960 года, и почти ежедневные заседания продолжались до 15 января 1961. 76 записанных в ходе расследования магнитофонных лент дали 3564 страницы подробного стенографического отчета обо всех допросах, которые с великодушного позволения Израильского посольства в Лондоне нам позволили изучить.
Эйхман с готовностью помогал следствию и демонстрировал такое же раболепие, как некогда перед своими бывшими командирами. Он гордился своей пунктуальностью в исполнении приказов и с удовольствием в мельчайших подробностях описывал систему учета и прочие бюрократические процедуры. Он утверждал, что вступил в СС примерно в 1931 или 1932 году (точной даты он не помнил) под влиянием Кальтенбруннера, которого хорошо знал с детства. Позже он подал заявление в СД и был назначен секретарем в «Музей свободного масонства». Впоследствии, как нам известно, он стал специалистом по делам евреев.
Во время допросов Эйхман настойчиво утверждал, что это Гитлер отдал приказ о физическом уничтожении евреев, а Гиммлеру было поручено исполнение этого приказа. Сначала Эйхман описывает Гиммлера (стр. 38–39) как «всегда готового услужить Фюреру, стремящегося вникнуть в мельчайшие детали, но в то же время, весьма импульсивного и склонного подписывать приказы с далеко идущими последствиями». На стр. 146 Эйхман снова возвращается к импульсивности Гиммлера, выражающейся в подписании чреватых последствиями приказов под воздействием внезапно осенившей его идеи. Как правило, такие приказы передавались любому оказавшемуся рядом офицеру и затем, как только достигали соответствующих официальных каналов, шли по инстанциям обычным путем.
Эйхман упомянул неприязнь Гиммлера к пальцам с никотиновыми пятнами. Вызванным к Гиммлеру офицерам рекомендовалось воспользоваться лимоном и пемзой, которые всегда можно было найти в туалетной комнате специального гиммлеровского поезда. Тот, кто этим пренебрегал, рисковал получить от трех до шести месяцев испытательного срока, что означало мгновенное исключение из СС, если виновного в этот период видели курящим.
В Минске Эйхман был свидетелем массового расстрела евреев прямо на краю траншеи, а чуть дальше (на стр. 240) он утверждает, что Гейдрих из чистой бравады приказал убить евреев, которые уже были убиты по приказу Глобочника. Гейдрих сказал: «Настоящим повелеваю подвергнуть еще 150 000 евреев окончательному решению [der Endlosung zufiihren]». Впрочем, Эйхман не был уверен в точном числе евреев, упоминавшихся в том приказе — возможно, их было 250 000. Осенью 1941 года его и Мюллера вызвал Гиммлер, чтобы они отчитались об этих случаях (стр. 263). Интервью длилось не более пяти минут.
Эйхман довольно много рассказал об эсэсовских эвфемизмах, таких как «окончательное решение» и «специальные меры». Даже на печально известном совещании у озера Ваннзее (см. стр. 127) избегали прямого упоминания убийств. Гейдрих предпочитал термин «Отослать работать на Восток». Другой часто упоминаемый Эйхманом факт (например, на стр. 135–136, 1020, 2028, 2167) это то, что Гиммлер считал лагерь в Терезиенштадте практически своей вотчиной и настаивал, чтобы все приказы, касающиеся этого места, исходили лично от него. Как уже упоминалось, он всеми силами стремился поддержать миф о Терезиенштадте как о «Гетто для престарелых», то есть о месте, где престарелые евреи могли спокойно жить в мире и комфорте, и очень злился, когда происходила утечка информации о том, что заключенные Терезиенштадта отсылаются в газовые камеры Аушвица и других лагерей смерти. Но поскольку лагерь не мог вместить больше 10 000 человек, Гиммлер ничего не предпринимал для остановки «эвакуации» из Терезенштадта сотен тысяч жертв. Он просто настаивал на соблюдении строжайшей секретности, чтобы не шокировать общественное мнение.
