Учебный год пролетел незаметно. Подступился было к Геннадию директор с просьбой поработать в школе еще годик, но на этот раз тот был неумолим — настала пора определяться в жизни. Собственно, к этому времени окончательный выбор он уже сделал: пойдет по родительской стезе и будет поступать в Орловский пединститут на физико-математический факультет. Работая в школе, почувствовал, что обрел призвание. Но, как это часто случается, жизнь распорядилась иначе: в школу он больше не вернулся. Но навсегда сохранил в себе глубочайшее уважение к учительскому труду и убежденность в том, что, только возродив престиж профессии учителя, общество сможет обрести дорогу к своему нравственному оздоровлению.
Уезжали в Орел вместе с Надеждой Амеличевой — она выбрала тот же институт, но другой факультет — исторический. Первое юношеское чувство, возникшее между ними, оказалось крепким. Через несколько лет, когда Геннадий отслужит в армии, они поженятся и сохранят прочные отношения на всю жизнь.
Хоть и уверенно чувствовал себя Геннадий перед неизвестностью, в которую неизбежно окунается каждый, кто покидает родительский дом, но в душе все же таилось беспокойство: слишком уж часто стали донимать отца фронтовые раны. Последний раз приступ болезни оказался настолько тяжелым, что по весенней распутице пришлось сыну самому везти его в районную больницу на гусеничном тракторе. Заключение врачей было тревожным: еще раз такое случится — неизвестно, чем кончится. Уезжая из дома, Геннадий дал родителям твердое обещание: будет трудно — заберу к себе. Слово свое сдержал и когда работал в Орловском горкоме партии, и когда переехал в Москву. Сложнее всего оказалось выполнить просьбу отца подобрать место для пасеки — не мыслил тот себя без близкого сердцу занятия. Все ближайшее Подмосковье исколесил Геннадий Андреевич, пока не нашел подходящий уголок на опушке леса, подле дачного участка своих друзей. Так что смог Андрей Михайлович, и живя в столице, предаваться любимому делу. Не оставлял он пчел до последних дней своей жизни.
Как всегда, беда пришла внезапно. Летней ночью 1990 года привиделся сыну нехороший сон: отец ушел из жизни. Бросил все и помчался в подмосковный пансионат, где тогда отдыхала вся большая семья Зюгановых. Когда приехал и увидел, что отец в здравии, успокоился и вечером вернулся в Москву. А через несколько часов Андрея Михайловича не стало… Всем нам суждено пережить такие утраты. Но тогда к горечи невосполнимой потери примешивалось еще и другое тяжкое чувство — ведь так и не смог Геннадий Андреевич дать отцу внятный ответ на немой вопрос, которым тот встречал его по вечерам: что же происходит со страной? Конечно, Андрей Михайлович и сам о многом догадывался, многое понимал, сопоставляя прочитанное в разношерстной прессе, просиживая за новостными программами у телевизора. Но трудно было беспартийному большевику, как он себя всегда называл, окончательно уверовать в реальность происходящего. Неужели всё было напрасно: кровь, пролитая на фронтах Великой Отечественной, немыслимо тяжелый труд послевоенных лет, увенчанный очередной величайшей народной победой — полетом в космос Юрия Гагарина, светлые мечты, на которых воспитывали подрастающие поколения? А ведь росли в массе своей по-настоящему одухотворенные и чистые люди.
Не может Геннадий Андреевич забыть этот укор во взгляде отца и сегодня, особенно во время посещений родительских могил в дни, предписанные православными традициями. Сейчас, конечно, осмыслено и понято значительно больше, чем прежде, виднее стали собственные ошибки и просчеты. Он не скрывает: ему есть в чем каяться. Прежде всего в том, что, наверное, не хватило решимости и последовательности, чтобы до конца отстаивать свои позиции и убеждения в тот период, когда находился во властных коридорах Старой площади. Там, где под словесную трескотню «архитекторов перестройки» вершилось беспрецедентное предательство великой страны и ее великого народа. Но многие ли сейчас имеют право утверждать, что на исходе восьмидесятых — в начале девяностых ясно представляли, что и как следует делать? Тем более в те критические периоды, когда над страной нависала зловещая тень новой гражданской войны.