Экономке очень хотелось узнать, что же происходит в душе ее новой хозяйки, но она была слишком хорошо вышколена, чтобы приставать к Берте с личными разговорами.
В конце концов, решила Ханна, если ей захочется поговорить со мной, я всегда буду рада выслушать ее. А сейчас из-за полного безразличия Берты к собственной свадьбе у меня только прибавилось дел!
До обручения, которое должно было состояться в Мэллори-холле, оставалось меньше недели. Но Берта была все так же безучастна. Она механически, как кукла, примеряла роскошное атласное, шитое речным жемчугом платье, соглашалась со всем, что предлагала ей Ханна, даже когда ее предложения противоречили друг другу, — лишь бы примерка закончилась быстрее!
Каждый час, проведенный вне общества картин, казался ей пыткой. Берте так хотелось снова посмеяться с предком Лоуренса, который жил во времена Французской революции и лично знал Робеспьера. Или обсудить свадебный наряд с дочерью первого Лоуренса Мэллори. С самим основателем рода Берта не решалась даже поздороваться. Его портрет висел в самом конце галереи, и она предпочитала не ходить туда. Основатель рода был очень похож на своего потомка, но в его глазах проглядывали не ирония и холодность, как у Лоуренса, в них светилась жажда обладания, столь сильная, что по коже Берты тут же начинали бегать мурашки, если она случайно видела его лицо.
Все портреты были рады тому, что их род возродится и Берта будет стоять в основании нового поколения графов Мэллори. Но только старая графиня, в честь которой и была названа Тереза Мэллори-Спенсер, проявляла недовольство этой свадьбой. Она постоянно напоминала Берте о семейном проклятии. Ведь только ей удалось умереть в своей постели в здравом уме и без мук от болезни, которая никогда не будет излечена, — от старости.
Но Берта предпочитала отмахиваться от этих предупреждений. Ей казалось, что она стала частью этой семьи. Теперь она хотела закрепить свой статус официально. К тому же Берта видела, что все ее новые друзья хотят увидеть наследника рода Мэллори.
Минуты просветления становились все реже и реже. Берта уже и сама перестала понимать, где ее фантазии, а где реальность. Ей начало казаться, что в ее беседах с портретами нет ничего ненормального. А когда представители рода Мэллори стали выбираться из своих золотых рам, чтобы прийти к ней ночью и прогнать ее страхи, Берта окончательно убедилась, что она просто может то, чего никогда не добиться другим.
Теперь ей не надо было ходить в гостевое крыло. И Берта почти весь день сидела в своей комнате, тупо уставившись в одну точку и шевеля губами. Но портреты заботились о ней и постоянно предупреждали, когда следует замолчать, когда приходит время ужина.
Однажды ночью Берта проснулась и поняла, что в ее комнате никого нет. Она очень огорчилась — ведь старый граф приветствовал ее каждый раз, когда она просыпалась, и рассказывал какой-нибудь новый исторический анекдот. Все же он жил в очень интересную эпоху.
Берта сначала обиделась на своих новых друзей, но потом решила, что их могло что-то задержать. Она же не все знает о жизни портретов! И Берта решила сейчас же выяснить, почему рядом с ней никого нет.
Она встала и пошла в гостевое крыло. До рассвета еще было несколько часов, а небо затянули хмурые грозовые тучи. Берта в длинной ночной рубашке была похожа на привидение. Она неслышно шла по коридорам и переходам замка и удивлялась тому, что раньше боялась его. Ведь это самое милое место, тут жили очаровательные люди, пусть даже от них и остались одни лишь портреты.
Длинные волосы Берты были рассыпаны по плечам и в темноте казались черными, а лицо сливалось в своей белизне с кружевом рубашки. Огромные глаза, бывшие при солнечном свете синими, стали похожи на два огромных бездонных провала. Ее щеки алели лихорадочным румянцем, а губы потрескались оттого, что ей не хватало воздуха и приходилось дышать ртом.
Истончившимися за время болезни руками Берта открывала одну дверь за другой. Она не трудилась закрывать их за собой. Больше всего ей сейчас надо было узнать, почему к ней не пришли ее друзья.
