Абрамов вслед за Достоевским показывает тот необычайный вред, который причиняет подмена живой, настоящей жизни какой-либо искусственно созданной идеей. Ей будто "золотому тельцу", языческому идолу люди приносят себя, своих родственников, знакомых, весь мир в жертву. Гунечка - младший сын в семье Порохиных: "Сама доброта. Монастырь, церковное любил. Молитвенник семьи. Пост соблюдал. Готовил себя в монахи. Любил божественное… Мир, лад вносил". И что же, чем он кончил?
"Началась революция. И всем сердцем прилепился к революции. На земле царство Божие установить! Бог - любовь. Справедливость. Братство. Не было человека, которому бы так были близки идеалы революции: свобода равенство, братство. Гунечка записался добровольцем. 18 лет. Убит в первом же бою". Вот только праведный отрок Артемий Веркольский, поражённый молнией, почитаем за святого, а Гунечка, которого многие пророчили в святые, так и не стал им.
Писатель делает акцент на том, что у коммунизма и христианства примерно одни и те же корни: "Русскую почву усердно, столетиями засевали семенами христианства. А семена христианства так ли уж отличаются от семян марксизма? Нет, их нравственная основа одна и та же. Только марксизм обещает урожай скорый, в этой жизни, а христианство - за её пределами. И как же исстрадавшимся, измучившимся россиянам было не соблазниться, не принять в своё чрево семена, обещающие рай на этой земле?" (цит. по Крутикова-Абрамова Л. Фёдор Абрамов и христианство. Нева, 1997, N10, с. 174).
Как считал Абрамов, "преступление марксизма-ленинизма перед русским народом и всем человечеством, что он убил в людях веру в Бога". Да и сам человек "выпал из стройной системы Маркса" и не просто выпал, но оказался не у дел. Христианское же учение, к которому всю свою жизнь достаточно осознанно подступал Фёдор Абрамов, свидетельствует о человеке как о вершине творения. Он есть главное доказательство единения миров. Развивая этот тезис, один из Учителей Церкви преподобный Максим Исповедник подходил к необычайно важному утверждению, что "сущие, согласно единообразующей связи, принадлежат скорее друг другу, нежели самим себе". Именно стремлением к этой принадлежности друг другу, отсутствием своекорыстных помыслов отличаются многие абрамовские герои. Они попытались разрешить извечную проблему примирения интересов "я - мы", личного, интимного и общего.
Примером такого единения может служить личность и служение сельского священника Аникия. Когда он проводит службу, у него "всё сверкает, всё сияет. Любовь от всего. Травы цветут тут зимой. Ангельская доброта, ангельский голосок у Аникия… Великое очищение". Очищение происходит при обретении синтеза земного и небесного, человеческого и Божеского. Аникий - "божий барашек", "ангел, спустившийся на землю", живое воплощение христологического догмата о двух природах во Христе, где одна ни в коем случае не умаляет другую.
Мир изменяется, преображается только с обретением единства мирского и церковного. Достигнув тридцатилетнего возраста, Христос восходит на труднейший путь общественного служения. В этом ему последуют все христианские подвижники уже более двух тысячелетий.
Следует отметить, что Церковь Абрамовым понимается не просто как архитектурное сооружение, а - некое духовное целое, "духовный костёр", в котором происходит горение, взаимовозвышение людей: "Церковь. Многолюдье. Если верующие - духовный костёр. И в этом костре выгорают все мерзости. Взаимодействие верующих людей".
Для Руси вообще характерна многочисленность святых мирян, здесь монастырь вовсе не является монополистом святости, которая шагнула далеко за его стены. Об этом свидетельствовал ещё Георгий Федотов в своем труде "Святые Древней Руси". Можно сказать, что вся Русь находится под покровом Церкви, в "духовном костре" которой выгорает вся скверна, но как только страна отворачивается от Церкви, сонмы демонов обступают её.
Однако такие персоналии, наподобие Аникия, скорее исключение, чем правило. Он практически диссидент, многим кажется просто чудаковатым, и при этом своим примером он показывает, что Церковь - это не есть территория только лишь святых, небожителей, но сообщество живых людей с их слабостями, недостатками, текущими каждодневными проблемами. Самоотстраняясь от мира, пренебрегая миссионерской деятельностью, Церковь сама себя определяет в резервацию. Уже в конце 20 века диакон Андрей Кураев в интервью газете "Настоящее время" (М., 1998, N9) говорит о недуге, поразившем церковную жизнь, в которой "распространено убеждение, что служение Богу - это только богослужение, что церковная жизнь тождественна жизни литургической. Нередко священник, который пробует выйти к людям за храмовую ограду, идёт в школу, в университет, в газеты, в больницы, начинает восприниматься как "обновленец" и "протестант"".
