Газета Завтра 521 (46 2003) - страница 44

Шрифт
Интервал

стр.

Я, конечно, могу пожелать жителям только удачи в их нелегкой, но справедливой борьбе за право жить по-человечески. Но сколько еще в Москве таких домов, каждый из которых имеет свою драматическую историю.

Андрей КУПРИЯНОВ


ВОПРОСЫ ПРОСТОДУШНОГО ЕСТЬ ЛИ У НИХ СОВЕСТЬ И СТЫД?

Савва Ямщиков

18 ноября 2003 0

47(522)

Date: 18-11-2003

Author: Савва ЯМЩИКОВ

ВОПРОСЫ ПРОСТОДУШНОГОЕСТЬ ЛИ У НИХ СОВЕСТЬ И СТЫД?

Октябрь месяц для меня всю жизнь был самым насыщенным в году. Заканчивается лето — время отпусков и командировок, начинается новый трудовой цикл. По правде сказать, люблю я осеннее возвращение к повседневной жизни. Какая-то особая энергия наполняет тебя в это время, хочется побыстрее приступить к осуществлению планов, задуманных на летнем досуге, и с головой окунуться в любимую работу. Вот и в нынешнем году начался мой трудовой процесс в буквальном смысле слова с места в карьер. Сотрудницы Ярославского художественного музея ещё в прошлом году предложили сделать большую выставку, посвящённую сорокалетию благородного труда московских, ярославских и костромских реставраторов по возвращению к жизни ценных памятников изобразительного искусства из местных музеев. Сотни произведений иконописи 14-18 веков, интереснейших образцов русского провинциального портрета 17-19 веков, уникальное творческое наследие художника-просветителя Ефима Честнякова, нашего современника, работавшего в костромской глубинке, стали достоянием многомиллионной аудитории благодаря самоотверженной профессиональной деятельности художников-реставраторов и музейных работников. О выставке этой я могу говорить часами, но газета "Завтра" дала уже развёрнутый материал, посвящённый вернисажу в Ярославле. Скоро выставку-отчёт увидят в Костроме, Санкт-Петербурге и Москве. Мне же хочется рассказать о фоне, на котором проходили подготовка выставки и её открытие.

В те далёкие уже по времени октябрьские дни 1993 года я следил за кровавой драмой, развернувшейся на улицах Москвы, а значит, и на всём российском пространстве, через телевизионную коробку. Болезнь не позволила мне принять участие в обуздании распоясавшихся убийц, поразивших своей кровожадностью и цинизмом всех здравомыслящих людей, за исключением, конечно же, наших записных полупрофессиональных правозащитников образца Ковалёва и его сподручницы мадам Боннэр, сумевшей трансформировать благородные идеи Сахарова в человеконенавистничество, борьбу с православием и ничем не скрываемую русофобию. Поразило меня, с какой лёгкостью подмахнули тогда письмо-обращение к президенту-вурдалаку, засевшему с пьяной командой своей в Кремле, призывающее к физическому уничтожению живых людей. Я прекрасно понимал ещё со времён путча, придуманного ставропольским полукрестьянином Горбачёвым, что от называющих себя демократами разгулявшихся от рубля и выше вершителей судеб Отечества, добра ждать может лишь простофиля или жулик, на котором негде ставить пробу. Подло брошенные под танки организаторами бутафорского восстания молодые мальчишки вызывают и по сей день человеческое сожаление. А вот те, кто их заставил лечь под гусеницы машин, поддерживающих элементарный правопорядок в столице, должны не показные слёзы перед телекамерами пускать, а привлечены быть непременно к уголовной ответственности.

Я уже в те годы развала нашей державы прекрасно знал истинную цену болтунам типа Руцкого, игравшего бравого генерала, а на самом деле напоминающего трусливую бабку Маланью. Лицемерные, ненавидящие всё русское регионалы устроили чудовищный фарс в Грузии, превративший некогда цветущий край в помойку для американских отходов и приют для предателя и мздоимца Шеварднадзе, также достойны самого сурового наказания за свои пролживленные отчёты и враньё перед журналистами. Не у академика Лихачёва, возглавлявшего Советский фонд культуры и ловко его развалившего, нашёл я, тогдашний член Президиума, поддержку и понимание в те жуткие дни. Когда академик восторгался Собчаком и его подельниками, Владимир Максимов, диссидент, как говорится, из первой тройки, заявил в наших с ним телеинтервью, что у него руки опускаются при виде стоящих у государственного кормила бракоразводных юристов (Собчака), торговцев цветами (Чубайса) и годящегося разве что разливать пиво в ларьке Шумейко (все эпитеты максимовские — С. Я.). Сколько их, персонажей нелицеприятного карнавала, пронеслось тогда перед поражёнными зрителями. Шахраи, филатовы, паины, гайдары, яковлевы (оба), коротичи, волкогоновы, черниченки, бакатины. Имя им — "тьма тьмы".


стр.

Похожие книги