И он меня повел в здание Дворянского собрания, на площади перед новгородским Кремлем, рядом с нынешней администрацией. Они великолепно восстановили этот дом XIX века; при входе висит картина "Открытие памятника "Тысячелетию России", огромная такая, до малейших деталей выписана, видно, где какие полки стоят. А дальше я увидел великолепную коллекцию русского искусства XVIII — начала XX веков. Николай Николаевич влюбленно, вдохновенно вел нас по этим залам. Стены, освещение продуманы до мелочей, а самое главное — собрание богатейшее. И Николай Николаевич сказал, что это только начало, помогайте нам. Мы готовы покупать интересные вещи с аукционов, из частных коллекций. Он нас водил полтора часа по музею, и мы вышли, как после праздничной службы. Такую галерею создать в наши-то тяжелые годы. Эта галерея — одна из лучших в России. Учитывая, что в Новгороде такой иконный раздел, представляете, какой там музейный комплекс.
Однако с Новгородом у меня связана одна тема, болезненная и горькая. Я очень переживал смерть Дмитрия Михайловича Балашова, с которым жизнь меня свела на самых ранних этапах и его и моего творчества. С 1961 года я начал работать в Карелии по реставрации икон. Дмитрий Михайлович, как говорится, имел удовольствие пребывать в тамошних деревнях и писать свои книги.
Я считаю его первым по значению историческим романистом в России и счастлив, что Дмитрия Михайловича знал во всей его красе.
Когда он решил переезжать в Новгород, я это никогда не забуду, я тогда был в Петербурге, Лев Николаевич Гумилев позвонил мне в гостиницу и говорит: "Савелий Васильевич, у вас там в Пскове и в Новгороде все знакомые, Дмитрий Михайлович хочет перебраться, помогите ему. Он подойдет к вам". Я говорю: "Лев Николаевич, разумеется, мы с Балашовым в прекрасных отношениях". Дмитрий Михайлович телефон не признавал, а я в это время обедал в "Астории". Швейцары не могли не пропустить такого человека, хотя там закрытый гостиничный режим. Пришел, поцеловал руку даме и говорит: "Вы должны мне помочь". Я отвечаю, что, мол, Дмитрий Михайлович, какие вопросы. Даю ему телефон своего ближайшего друга в Пскове, который действительно многое мог. Балашов говорит: "Только учтите, со мной коровы, лошади, я переезжаю со всем хозяйством". Я еще хотел сказать, что и масса жен и масса детей, как у половца. Потом мне мой друг рассказывает: как ему в дверь в 4 часа ночи звонят. На пороге Балашов: "Савелий Васильевич приказал…" Я это рассказываю, чтобы характер был виден.
И вот он осел в Новгороде. И работая в Новгороде, я, конечно, часто его посещал. А когда началась перестройка, то мы стали единомышленниками. И я видел его семью, его детей. И когда прочитал, что его убил сын, я не поверил. В Новгороде живет великолепный человек, Владимир Иванович Поветкин. Я когда его первый раз увидел, то подумал, что он похож на человека из былинного окружения Садко. Довольно-таки строгий человек — реставратор. Янин раскапывал фрагменты музыкальных инструментов XI-XII веков, а Владимир Иванович их восстанавливал, реконструировал. Даже играл на них, причем играл великолепно. В Центральном Доме художника он дал великолепный концерт на древних, им же реконструированных инструментах.
Так вот, Балашов и Поветкин дружили. Я спросил Володю, несмотря на то, что очень тяжело было: "Скажите, Володя, сын убил?" "Да, Савелий Васильевич. Страшно, конечно, но он. Хотя его к этому могли подготовить..."
Когда Бурбулис сделался вице-губернатором Новгорода, я читал выступление Дмитрия Михайловича в нашей прессе. Я представляю, что для Балашова появление Бурбулиса в Новгороде — то же, что если черт на амвоне будет служить. Я понял, что Дмитрия Михайлович все силы положит, чтобы Бурбулиса нейтрализовать. И то что сын был подпитан и “демократическими идеями”, и деньгами на наркоту, и собеседованиями, это многим известно… Володя сказал, что в сыне были заложены амбиции отцовские, эта самая горячность, но, к сожалению, направлены они были в русло скверное. Так что смерть Дмитрия Михайловича до конца не исследована. Отец поругался с сыном из-за денег? Нет, нет и нет. Это не просто бытовое убийство. Я в этом уверен.